Лазурный берег болота

– У парней полно страхов, просто они другие, чем у нас, – уточнила я. – И самый основной мужской ужас: проявить слабость в постели. Женщина может лежать бревном, считать лампочки в люстре, для нее такое поведение не драма. Ну, не хочется ей, а муж настоял, пожалуйста, мне не жаль. А если слабая половина пристала к сильной и ничего не получилось, то у мужика просто мир рухнет! Я импотент! Но только вы об этом в компании не расскажете, приврете, что способны по десять раз за ночь, да с разными. Женщина же спокойно поделится с подругой:

– Мой вчера совсем с ума сошел. Ночь на дворе, завтра рано вставать, а у него типа конь застоялся.

– Слушай, это с ним не часто случается, – засмеется приятельница, – надо пользоваться моментом.

Мужчины и женщины очень разные, но страхи свойственны всем. У меня есть соображение, по какой причине кое-кто никогда не сообщит о том, что его-ее пугает, даже самому близкому человеку не признается.

– И почему? – полюбопытствовал Димон.

– У моей матери была сестра, – продолжала я, – не знаю, по какой причине отношения у них прервались, когда я во второй класс пошла. А до этого тетка часто к нам приезжала, чем здорово раздражала всех, включая родную мать, мою бабушку. Однажды я пришла из школы, поела, села делать уроки и заснула. Проснулась от противного шепота:

– Танька, открой глаза! Я сжираю всех ленивых девчонок, которые дрыхнут, вместо того чтобы пропись заполнять.

Мои веки поднялись… О, боже! Прямо перед лицом висело нечто огромное с крыльями, длинными ногами и бубнило:

– Сейчас я Таньку искусаю!

Я заорала, вскочила, упала, разбила нос. На вопль внучки пришла бабушка, и что оказалось? Моя тетя, взрослая женщина, увидела, что я задремала за столом, и решила «подшутить» над первоклашкой. Она поймала большого комара и, уж не помню как, то ли держа его в руке, то ли с помощью пинцета поместила насекомое прямо у моего носа и начала шептать.

Результат шутки – разбитый нос, мои мокрые штанишки. Но самое обидное: реакция бабушки и мамы. Они обе хохотали до упаду, приговаривая:

– Она описалась. Танька, нельзя быть такой трусихой.

И теперь я панически боюсь гигантских комаров. Как думаешь, мне приятно тебе сейчас эту историю рассказывать?

Димон быстро убрал печенье.

– Нет. Спасибо, что доверяешь мне. По-твоему, любой страх вырастает из психологической травмы?

Я притормозила.

– Не являюсь специалистом, но, думаю, да. Николай панически боялся бабочек, потому что с ними связана крайне для него неприятная история.

Коробков глянул в окно.

– Дело Игоря Рудольфовича Шмакова оцифровано. Введу в поисковик слово «бабочка», авось он что-то говорил про них. Вроде мы все закончили, а нет ощущения, что дело «ушло».

– И у меня так же, – призналась я, – тоже не «уходит», словно «висяк» в архив отправила.

В подставке зазвонил мобильный, меня разыскивала Дюдюня.

– Что-то не нравится мне окончание истории, – сказала она, – кое-что удивляет, платье…

– Да, – перебила я, – мы тоже заметили.

– Засучим рукава и залезем в помойку! – предложила Ада. – Рыться в мусоре – мое любимое занятие. Ты забыла про еще одну странность!

Глава тридцать девятая

На следующее утро, придя на работу в восемь утра, я обнаружила в переговорной всех членов своей бригады и удивилась:

– Вы тут всю ночь просидели? Судя по горе упаковок от «изысков» из ближайшей обжорки, домой не поехали?

Дюдюня направилась к кофемашине.

– Дима решил проверить, может, жив кто-то из бригады, которая много лет тому назад занималась маньяком Шмаковым.

– Для начала я полез в темный угол, – потер ладони Коробок, – машинистка Елена Патронова, последняя жертва маньяка, даже не рождалась, упоминания о такой гражданке отсутствуют. Я прополз по всем базам. Нет такой и не было.

– Возможно, Елена вовсе не набирала тексты, – предположила я, – а была ответственным сотрудником, имя у нее другое, фамилия тоже. Это, кстати, объясняет тогда, почему ее кинулись активно спасать.

– Тань! В возрасте двадцати лет значимыми фигурами в большом доме на площади Дзержинского в советские годы не становились, – прервал меня Коробок. – Патронова – редкая фамилия. Во времена, о которых мы говорим, в Москве была лишь одна женщина, которая ее носила: Фотиния Марковна, вдова. Ее сын, Кирилл Андреевич, получив высшее образование, пришел служить туда, где его мать работала секретарем одного из начальников. А теперь угадай с трех раз, с кем мы сейчас поговорим?

Я заморгала.

– С Фотинией?

Димон крякнул и схватил телефон.

– Ее уж нет в живых. Да, конечно, ждем.

Вскоре дверь отворилась, появился седовласый подтянутый мужчина. Димон встал.

– Рады вас видеть, Кирилл Андреевич. Спасибо, что согласились прийти.