Лазурный дракон

Я глубоко вздохнул, пряча усмешку. Обвел взглядом искрящуюся от солнечных лучей поверхность озера.

— Кстати, о легендах, Нгала. Уж не знаю, врал ваш царь обезьян или нет по поводу истории с Мокеле. Но, по-моему, на боку у чудища я точно видел темное пятно…

Глава 24. Один на один

В тени раскидистой кроны Вечного баньяна было прохладно и тихо. Щебетали птицы, порхали бабочки, ветер шелестел листвой. В общем, до полной идиллии не хватало только маленьких единорожков, какающих радугами. Но ступал я осторожно, крадучись, будто по минному полю. Нгала уверял меня, что Хануман не сможет напасть на меня здесь, тем более, когда я безоружен и держу в руках священные дары. Но на благоразумие царя обезьян и на то, что он будет придерживаться правил, я что-то особо не рассчитывал.

Подойдя ближе к баньяну, я окинул взглядом барельеф на его стволе, изображающий дракона. Готов поспорить, что изображение сдвинулось! Я, конечно, не помню всех деталей, но в прошлый раз голова дракона точно была повернута в другую сторону, да и изгибы туловища немного не те. Хотя, нашел, чему удивляться в мире меча и магии.

Я аккуратно разрыл ладонями лунку в земле и поместил в нее плоды Джубокко, Шепчущего дуба и Поднебесного древа. Смазанные светящейся слизью Мокеле-Мбебе, они были похожи на экзотические елочные игрушки. Присыпав их землей, разровнял поверхность и уселся рядом, скрестив ноги. Сколько нужно ждать, шаманы не сказали. Так что пока можно скоротать время за медитацией.

Не успел я завершить и одного цикла, как проклюнулся росток. Зрелище было завораживающее — сначала из-под земли резко, будто вытолкнутый кем-то, появился темно-зеленый стебель толщиной с карандаш. Быстро вытянулся, расщепился, выпуская тугие восковые листочки. На конце начал наливаться продолговатый бутон, постепенно меняющий свой цвет с малахитового до салатового. За полминуты бутон достиг размеров хорошей луковицы, а затем и раскрылся, разбрызгав вокруг целое облачко светящейся пыльцы.

Вместо цветка на вершине стебля вспыхнул крошечный дракон, сотканный из зеленого света — с длинным, почти змеиным туловищем, четырьмя лапками и маленьким гребнем вдоль всего хребта. Я потянулся к нему, но он начал быстро таять в воздухе. Зато за спиной моей послышались шаркающие шаги.

— Я вызываю тебя, Хануман! — произнес я фразу, которая должна была запустить испытание. Почти сразу же до меня донесся отдаленный удар гонга, наверняка слышимый только мне, а перед глазами вспыхнуло соответствующее системное сообщение.

Вы успешно вызвали царя обезьян на состязание. Выберите вид состязания и награду за него. Хануман потребует ответную ставку на случай вашего поражения. Будьте внимательны: изменить договоренности нельзя, не отменив квест! Повторно вызвать Ханумана можно будет не раньше, чем через 90 игровых дней.

— Да вижу, вижу! — проскрипел недовольный голос за моей спиной. — Иначе зачем бы ты сюда снова заявился?

Хануман вроде бы выглядел, как обычно, но что-то в нем разительно изменилось. Я даже не сразу понял, что.

Взгляд. И манера говорить. Не знаю, были ли прежние странности царя обезьян напускными, или же внезапные перемены настроения — это тоже часть его образа. Но сейчас от его ужимок не осталось и следа — он взирал на меня настороженно, внимательно и с плохо скрываемой злобой. Свой массивный вычурный посох он держал одной рукой, небрежно забросив его на плечо. Золотистые ленты, которыми тот был украшен, колыхались под дыханием ветра, как маленькие узкие флаги.

— Всегда знал, что нельзя доверять безволосым! — процедил он и презрительно выпятил нижнюю губу. — Грош цена договорам с вами!

Спорить с ним я не стал, и не только потому, что не хотелось злить его еще сильнее. Он ведь по-своему прав — мы предали его, переметнувшись на другую сторону. Для нас, игроков, это мелочи. Мы просто извлекли максимум выгоды из конфликта неписей. Но для них-то это их жизнь, а не игра.

Я вспомнил свой разговор с Молчуном, и мне стало немного не по себе. Вот правда — с кем я сейчас имею дело? С мастерски прописанным искусственным интеллектом или же с полной имитацией личности, которая ощущает себя частью этого мира? И для которой этот мир — единственно реальный?

Ну, хорошо, ведет-то себя Хануман сейчас, как непись. Законам игровым подчиняется. Вон, притащил я нужные квестовые предметы — он и явился. И не нападает на меня, соблюдая прописанные для него правила. Но вот все эти его эмоции — это прописанные скрипты, или все же отображение реальных чувств?

Черт возьми, как же было проще, когда персонажи компьютерных игр были просто набором пикселей на мониторе!

— К чему разговоры, Хануман? — наконец, сказал я. — Ты ведь знаешь, для чего я здесь.