Лазурный след. Путь ученого Яна Черского к разгадке тайн Сибири

С писателем завязалась оживлённая переписка, результатом которой явилось его согласие на перевод и издание книги «Blekitny trop» о Яне Черском на русском языке. А уже вскоре Мария Яновна сложила наши обработанные переводы толстой стопкой и сдала их в переплёт. В таком виде они ждут где-то до сих пор своего часа…

Александра Никифоровна постоянно писала статьи о Черском. К 95-летию со дня его первого маршрута в Тункинские и Китойские гольцы она посвящает свою статью «Жизнь – подвиг», к 125-летию – статью «Жизнь, отданная науке» и другие. Но наиболее полно своё отношение к большому учёному она проявила в научно-библиографической работе, изданной в виде отдельной книги.

Ю. И. Перцовский,

переводчик с польского языка, потомок повстанца 1863 года, участник клуба «Висла», патриот Иркутска

I. Боевое крещение

1

От Иртыша тянул холодный осенний ветер. Шимон Токажевский, ещё не старый человек, но сохраняющий в себе что-то патриархальное благодаря длинной и старательно ухоженной бороде, обвёл окрестности взглядом: повсюду расстилалась совершенно плоская степь. Ближе стлались по ней пожелтевшие, слегка увядшие травы, дальше в однообразном монотонном покрове серо-коричневого цвета уже не улавливалось желтизны. Только на горизонте несколько менялся пейзаж: призрачно, словно сотканные из паутины, там вырисовывались киргизские юрты.

– Как всё это мне знакомо! – вздохнул он. – Семь лет человек здесь хлопотал, и снова его нелёгкая принесла…

Он задумался, глаза начали бесцельно бродить по спинам людей, шагающих перед ним. Он шёл посредине одной из этих многочисленных групп изгнанников, которые появлялись из Польши после Январского восстания и, как поднимающаяся беспрерывная река, катились теперь по Сибирскому тракту к местам каторги и поселения. В ней находились мужчины в расцвете лет, не было недостатка и в молодёжи, которая прямо со школьной лавки шла в бой, были и старики, едва волочившие ноги. Были также женщины: те, которых схватили в пути, когда они везли прокламации для повстанцев, и те, которых схватили дома за оказание помощи воюющим братьям и отцам, и также, наконец, те, которые шли за мужьями, чтобы вместе разделить их судьбы, порой ещё с детьми на руках. Самые слабые ехали на двигающихся позади немногочисленных подводах, другие шли пешком, неся на плечах своё небольшое имущество.

Токажевский посмотрел на это всё, меланхолично покачал головой, и его взгляд снова устремился вдаль. Он энергично расправил плечи. Заметил перед собой что-то, что в одно мгновение улучшило его настроение.

– Вот и Омск! – воскликнул он. – Наконец человек отдохнёт. Наверное, отыщет меня кто-то из моих друзей!

Он словно помолодел. Указывал оживлённо на появляющиеся из впадины церковные купола, выглядывающие постепенно казармы, городские здания, на широко раскинувшиеся предместья. Город не был большим, на первый взгляд создавалось впечатление сильно укрепленного военного лагеря, но в этой пустынной степи он удивлял и размерами, и необычностью. При этом в самой середине имелось то, что в этой окрестности должно было возбуждать восторг: небольшая группа деревьев, выглядящая с этого расстояния как публичный парк и место прогулок.

– В самом деле, это сад, – подтвердил Токажевский, когда кто-то обратил внимание на эту зелень. – А по правде говоря, только скромная, берёзовая роща, потому что ничего другого здесь не вырастет. В воскресенье играет в нём военный оркестр, а видите эту единственную стройную башенку? Это евангелическая церковь…