Лазурный след. Путь ученого Яна Черского к разгадке тайн Сибири

Так, болтая, медленно приближались они к центру города. Жандармы начали бегать вдоль шеренг, орать, щёлкать нагайками, наводить порядок. В основном никто на это не обращал внимания; все знали, что делают они это ради показухи, для придания своей особе важности. Естественно, Черский поник. Встреча с поручиком улучшила несколько его настроение, на мгновение забыл он о мрачной действительности; в настоящее же время дала она снова о себе знать. Перед лицом толпы зевак, чернеющей по обеим сторонам улицы, и при этих беспрерывных окриках жандармов ещё раз отдал он себе отчёт, что он невольник, нищий, без семьи и родины, ничтожный червь, которого каждый жалкий солдат может оскорбить, заковать в кандалы, затоптать. Такие случаи происходили во время этого тягостного путешествия.

Был он здесь никем, человеком без прав. И не раз разрывал его гнев, но быстро уступал он место печали. Он отлично понимал всё своё бессилие. И помимо воли начинали тесниться утраченные картины: Вильно, школа, коллеги, мать, сестра, родной дом… Каждый шаг вперёд отдалял от этого и каждый приближал к Благовещенску. Там, собственно, в тысяче километров от Омска, на Амуре, должен он был неограниченное количество лет оставаться в штрафном батальоне, как солдат царя. Того царя, с жестокой силой которого он недавно боролся за свободу.

В колонну вторглось несколько женщин. Старым сибирским обычаем они раздавали подарки. Исчезли воспоминания, чем-то другим были заняты мысли. Полюбил он этот порыв сердца местного населения, который он наблюдал уже многократно во время путешествия по Сибирскому тракту. В придорожных деревнях, где непрерывно проходили колонны, тракт приобрёл несколько другие формы: там главным образом продавали кушанья, но по таким низким ценам, что даже самый убогий мог себе их позволить. В городах же этот обычай сохранился в прежней форме. Давал и богатый, и бедный: то буханку хлеба, то кусок мяса, то пирог, то опять же деньги. В партиях ссыльных подаяние брали не все. Для тех, однако, которых взяли прямо с поля боя и которые часто не имели копейки за душой, эти подаяния становились порой спасением.

Черский не принимал подаяний: ещё водились деньги в его карманах. Однако всегда впадал он в смущение, когда кто-то подходил к нему, а он должен был отказать. Он отдавал себе отчёт, что жертвователи испытывают при этом огорчение. Раньше он краснел в таких случаях, долго оправдывался. Постепенно он приобрёл сноровку: объяснял коротко, что ему ничего не нужно, благодарил и просил о передаче подарков другим.

И теперь он поступил подобным образом. Прошёл мимо одной женщины, второй, третьей. Неожиданно остановилась перед ним великолепно наряженная ещё молодая женщина с корзиной, доверху наполненной свёртками.

– Берите, парни! – пригласила она певуче мягким сибирским произношением. – Даю от всей души и сердца. Будьте здоровы!

Взял тот и этот, Черский же вежливо поблагодарил. Охватила она его немного обиженным и немного удивленным взглядом, но не произнесла ничего. Он отступил в сторону и сделал шаг вперёд. Но приостановился неожиданно. Из-за его спины выдвинулась красивая черноокая дивчина. Она была совсем молоденькой, наверное, не более пятнадцати лет. Однако у неё не было недостатка в смелости. Загородила ему дорогу.

– А может, от меня примет? – спросила она кокетливо. – Матушка, – обратилась она к женщине, раздающей гостинцы, – дай корзину!

Черский зарумянился. Испугали его эти прекрасные глаза, немного вызывающие, но одновременно удивительно добрые и ласковые; заворожил голос, звонкий и мелодичный. Поблагодарил он как обычно, но смутился окончательно.

Взгляд его заметался неуверенно и неожиданно остановился на прекрасной, пунцовой розе, украшающей девичью грудь. Охватило его громадное удивление. Откуда взялся здесь этот цветок?.. Не видел он в дороге ни одного садика, ничего нигде не росло. Только дома и пыль…

Колонна медленно двигалась. Он хотел отойти, но охватило его какое-то бессилие. Ноги словно вросли в землю и отказали слушаться ему.

– Вот и корзинка пустая! – раздался рядом обрадованный голос матери. – Славные ребята, взяли всё. Идём, Машенька!

Черский наконец собрался с силами.

– Благодарю за благие намерения и доброжелательность. – До свидания!

По лицу девушки скользнула обида, но она сразу уступила место игривости и упрямству.

– А я с пустыми руками не пущу! – произнесла она весело. – Не захотел пищи, дам другой гостинец. Такой, наверное, примет.