ЛЧК (Записки старого человека)

Вот и подвал, подвальчик, мерцает вольный огонь — открытое пламя. Не для наших клеток этот зверь, а в подвале — прекрасно… И суетятся у пламени два старика — жарят свининку на ужин. Бляс — постную, толстыми ломтями, Аугуст — тоже толстыми, но с жиром, как настоящий эстонец. Бляс ему — "умрешь скоро…" Аугуст молчит, ухмыляется, на Блясово брюхо поглядывает. Сам он сухой, тощий, обожженное летним солнцем лицо — и светло-голубые глаза. "Много говоришь — скорей помрешь".

А по лестницам скользят быстрые тени — это наши молодцы пробираются к ужину. Крис галопом бежит на пятый. Серж не поспевает за ним — ворчит, степенно взбирается. Люська выждала, пока эти двое прошли к себе, — и вниз. И с первого этажа — легкая тень — вниз — в кусты — на дорогу — и бегом. Это таинственный Вася, наскоро поужинав, спешит на свой далекий пост. Лариса глянет, ахнет — кота уже нет. "И рыбку не доел… этот совершенно невозможный Василий…" В субботу у Ларисы торжественный прием — все приглашены на торт "Наполеон", который она печет каждый год в начале осени. Она долго высчитывает этот день, он зависит от луны и положения звезд. "Наполеон" приносит удачу — доживем до весны…

Вечер "Наполеона" у Ларисы

Я пришел в назначенное время и оказался первым гостем. У Ларисы убрано — все мусорные кучи тщательным образом сметены в одну, и она аккуратно прикрыта бумажкой. Стол, стулья, все свободные места заняты — везде лежат коржи фирменного торта. Лариса даже не вышла. Нервная, с красными пятнами на щеках, она металась между коржами. Шла сборка торта. Коржи были нумерованы, их должно было быть тридцать два, а вот, судя по Ларисиным причитаниям, семнадцатого не было.

— Это вы съели, признайтесь, — требовала она от Антона, который топтался в дверях, бестолково размахивая коротенькими ручками.

— Я не е-е-е-л, — блеял Антон и вдруг догадался: — Он ведь сыро-ой…

— Вы можете и сырой… где же он?..

Наконец корж нашелся, Антон вздохнул спокойно, и мы прошли в комнату. С этими коржами всегда было так. Лариса начинала печь их за несколько дней, и все равно торт опаздывал. Но зато это был исключительный торт. Он был как башня, как постамент для Анемподистова пса, и все, что было в доме и в окрестностях города, в полузаброшенных деревеньках за много километров от нас, — все загонялось в этот постамент. И мы, как мыши, тщетно пытались расшатать его, вгрызались в основание и, обессиленные, отпадали, и много дней потом нас ловили дома и на улице, звали, умоляли, тащили силой "приди, съешь, помоги…"

А в комнате у них были книги: поэзия и альбомы живописи — у Антона на его полочке, на Ларисиной — перепечатки астрологической, парапсихологической и йогической литературы, труды съездов по синим и красным пришельцам, книги о голодании, воздержании, беге трусцой и сыроедении. Никаких почти книг не продавали, а эта литература по-прежнему поступала нескончаемым потоком. Мы смотрели книги… У Ларисы собирались все, кроме Блясова и Коли. Бляс не любил умные разговоры, а Коля знал, что здесь не пьют ничего, кроме чая и кислого-прекислого сока из ягод барбариса, которые в этом году созрели в совершенно фантастических количествах…

Пришли Аугуст, Мария и Анна с Сержем. Серый все не выходил из дома. Крис приглашением пренебрег, в сладком он не разбирался и из всех собраний признавал только подвальные, у Бляса, со свининкой и песнями. Ждали теперь Крылова, а он все не шел. Наконец упал нож, который представлял нашего историка в несложном столовом наборе Ларисы — и сразу же явился чопорный старик в белоснежной рубашке с черной бабочкой. Он осветил комнату оскалом зубов и каждому пожал руку сухой трескучей лапкой.

Лариса все еще копалась на кухне. Разговор натощак вертелся вокруг политики — что было, что будет… Крылов утверждал, что мир так и будет катиться под гору, медленно — пока не выкачают все природные богатства, а потом гораздо быстрей. Я вспомнил, что он говорил летом, полный оптимизма "человечество прокормит себя, земля отдохнет…", но решил не напоминать ему. В конце концов, многое зависит от настроения, да и в прогнозах на будущее он такой же дилетант, как и все мы, не считая Ларисы, его конек прошлое, не слишком далекое, но лет эдак двести-триста он захватывал своими графиками…

— Только б не было войны… — вздохнула Мария. Наши неурядицы войной не считались, боялись атомной.

— Все-таки жизнь спокойней стала, — заметила Анна, — вот немного бы получше с продуктами…

— И котам надо дать покой, — выразил свое мнение Антон и оглянулся. Лариса все не шла.

— С котами, конечно, дикость, — согласился Крылов, — но пусть уж лучше коты…

— Не будет котов — из труб придут крысы, — сказал Аугуст.

Крылов пожал плечами, коты мешали ему сегодня, а будут крысы или нет еще неизвестно.

— А где же Вася? — спросила Анна у Антона.

— Все утро на перилах сидел, а потом исчез.

— Что-то Бим медленно подвигается… — Аугуст со своим "рапо-отать на-а-та" так и не расстался.