ЛЧК (Записки старого человека)

— Немудрено… ведь Гертруда снова написал донос на Анемподиета… Мария покачала головой. Гертруда писал доносы регулярно и изобрел что-то вроде бланков для этой цели. В печати доносчиков называли дозорными.

Наконец Ларисе понадобилась помощь. Вдвоем с Антоном они внесли гигантский торт и поставили его на стол.

— Все продукты натуральные, — объявила Лариса, — молоко и масло — от Степановой козы из Харина, яйца от куры бабки Веры из Грызлова, мука с Дракинского рынка… вот сахар кубинский — "тростник".

— Куба — si, янки — non, — сказал Аугуст. Он раздавал ложки.

Лариса вырезала огромные куски из основания вавилонского сооружения и сваливала их на тарелки, которые подставлял Антон. Куски тяжело шлепались, рука Антона каждый раз слегка отклонялась вниз, не выдерживая тяжести, — и тарелки плавно плыли на свои места. Торт обладал особым свойством — он моментально заполнял все щели и отверстия, к которым прикасалась его нежная масса, поэтому дышать сразу стало нечем, челюсти останавливались, бессильные пробиться через тортовые завалы, язык изнемог, как слабое дитя среди стада бизонов… Но прошли мгновения — и торт чудесным образом рассосался, исчез, вызвав недоумение языка, который только что изнемогал от напора… И тут же новая порция заполняла рот, снова происходило сладостное сражение, и непобедимый торт исчезал, торжествуя, падал и падал в бездонную яму желудка…

Все замолчали, торт требовал полного внимания. Даже Крылов не копался, не ковырял еду, как обычно делал, его зубы щелкали не хуже волчьих. Свои у него выпали давно, а эти ему вырезал якут-косторез из настоящего моржового клыка. Зубы были всем хороши, но имели один малоприятный недостаток — они впитывали запахи и сохраняли их много лет. Крылову иногда казалось, что он ест мясо дохлой лошади, которую зэки нашли и тут же растащили на куски… это было очень давно… В такие минуты он страдальчески морщился и говорил: "Опять эта лошадь…" В житейском смысле, конечно, ничего хорошего, но, с другой стороны, не исключено, что зубы эти подогревали в историке интерес к быстро забывающимся событиям прошлого, и стоит, наверное, многим историкам пожелать вот такие зубы… А вот Бляс и Аугуст посмеивались над Крыловым. Мария называла его "Моржовый клык", а мужчины говорили — "клык моржовый…" — и перемигивались… "Наполеон" победил лошадь — Крылов на этот раз не вспомнил о ней и ел с большим увлечением. Наконец первый порыв ослаб, и стали понемногу обмениваться впечатлениями.

— Торт, Лариса, — чудо, — первой сказала Мария.

— Прэ-э-лесть… — проблеял Антон. Лариса покраснела:

— Вы, наверное, льстите мне, Антоний, коварный вы человек…

— Не-е-е… — довольно решительно возразил Антон.

— Тогда отрежьте себе как следует, вы, невозможный человек…

— Я возможный, хотя и не действительный…

— Действительный — это академик, — изрек Крылов.

— Я слышал, Сахаров еще жив, — сообщил Антон, победив второй кусок могучего торта.

— Сахаров — тоже Весы, — заявила Лариса. Она разливала чай.

— Как вы? — Антон всегда спрашивал это.

— Как вы и как я… потому мы с вами — лучшая пара.

Антон кивнул, он давно знал ответ. Крылов уже еле клевал торт, задумчиво уставясь в стену.

— Вы ученый человек, объясните мне, — обратилась к нему Мария, почему мы так живем?..

— Как так? — не понял историк.

— Ну… где молодые у нас… и что дальше будет?..

— Собственно, я специалист по прошлому… Лет двадцать, думаю, будет также, а дальше, по моей теории, резкий скачок.

— Куда же мы будем скакать? — несмело спросил Аугуст.

— Трудно сказать, случайность выше всякой нормы, это фазовый переход третьего рода…

Все почтительно помолчали.

— А что легче — устанавливать прошлое или будущее? — спросил Антон.

— И то и другое трудно. Причем далекое прошлое и будущее установить легче, чем близкое, — это закон Твена.

— А кто такой Твен?

— Видимо, историк… это давно было…

— Антоша, почитай поэму, — попросила Анна. Антон стал читать. Поэму давно знали наизусть, но слушали внимательно.

— Может, и в истории палиндромы есть? — кончив читать, спросил Антон у Крылова.

— Я думаю, есть куски, которые повторяются, а может, даже вставлены наоборот… Вообще-то наша жизнь — тоже палиндром: читай в оба конца, все равно смысла не видно.

— Цель непонятна, — робко согласился Антон.

— Почему же палиндром, если смысла нет? — спросила Лариса.

— Отсутствие смысла в оба конца — в каком-то роде одинаковый смысл… — Крылов казался себе остроумным.

— Так сказать, нулевой палиндром, — поддакнул Антон.

— А цели уж точно нет, — авторитетно заявил историк.

Аугуст как будто проснулся:

— Почему нет смысл?

— В том, что происходит, нет заранее определенного смысла, поставленной цели, — вежливо объяснил Крылов, — некий закон реализует себя, наталкиваясь на случайности…

— Вот я здесь, и Мария, и Анна, и все мы — разве в этом нет смысла? Аугуст не понимал.

— Аугуст, вы хотите сказать — все, что было с вами, с Марией, — для этого?.. Чтобы все было так, как оно есть?

— А разве нет?