Льдинка

Злата присела у пофыркивающей печки. Ей казалось невероятным, что еще вчера она разговаривала с Аммонитом, они смеялись, а теперь он лежит, как кожура от банана, и его жрут зеленые улитки…

– Можете называть меня циником, но диета Яны продлевает наш паек, – заявил Костя, дуя на чай.

Он с озабоченным видом бывалого завскладом глядел, сколько каждый кладет в кружку сахара, потом спросил у бледного, как сама смерть, Тимы:

– Ну как она?

– Плохо. Вообще, мог бы сам пойти и узнать, – ответил тот. Он сам тоже не мог заставить себя притронуться к своей миске. С удовольствием ел только Тух-Тух.

Все давно поняли, что на свете нет ничего такого, что могло бы повлиять на его настроение, и оставалось только поражаться, насколько глубоко человек может абстрагироваться от внешних неурядиц и проблем, типа холода, голода и прочего, чего сейчас у этих людей хватает с лихвой.

– Она даже не хочет вылезать из спальника и тихо плачет, – сказал Тима. Он остановил колючий взгляд на Злате, будто считая ее источником всех неприятностей. – Я боюсь, что это будет только прогрессировать.

– Скажешь тоже, – скривился Антон, но лицо его стало встревоженным. – Насколько там все плохо?

– Иди, взгляни, – сказал Тима, передавая свою порцию другу.

Антон недовольно покосился на него:

– Ты тоже объявляешь голодовку?

– Нет, просто сейчас не хочу. Слушайте, мы должны что-то решать. Ей все хуже и хуже.

– Вон у нее спросите, – сказал Костя, ткнув чайной ложкой в Злату. – Ты же все видишь и знаешь, скажи, в чем проблема? – поддел он ее.

Лицо Златы на мгновение стало беспомощным.

– Не знаю. Я же не господь бог. Нам нужно покинуть это место. Но теперь уже поздно.

Дильс скрипнул зубами и спросил голосом смертельно уставшего человека:

– Ты думаешь, я зверь? Будто я не понимаю, что происходит? Но сейчас единственное, что мы можем делать, это ждать.

Злата засмеялась, и всем стало неуютно от этого смеха.

– Извини, Дильс, но ты глупец. Ты все еще веришь, что мы выберемся отсюда? – свистящим шепотом спросила она. – Ты когда-нибудь встречал столько совпадений? Вертолет, чилийская база, смерч, паутина… Это кольцо смерти, и оно сжимается с каждым днем. Неужели ты ничего не понял?! Нас как будто нарочно, как крыс, заманивают все глубже и глубже.

– Закрой рот, – голос у Дильса стал каким-то безжизненным.

Злата кивнула:

– Я закрою рот, Дильс. Только знай, если Яна будет продолжать набирать вес, она не сможет никуда выйти, даже в туалет, я уж не говорю о том, чтобы пролезть в лаз, а уж идти к какой-то станции и подавно.

– Злата, послушай…

– А если мы будем сидеть сложа руки, она скоро умрет, – закончила с убийственным спокойствием Злата.

В воздухе повисла мертвая тишина. Даже вечно ехидно ухмыляющуюся физиономию Кости перекосило от испуга:

– Чт… что?! – Он, как всегда в такие моменты, начал заикаться.

– У тебя заложило уши? Повторяю: дорог каждый день, – глухо произнесла Злата. – Пойду вымою посуду…

Она собрала миски с кружками и пошла к выходу.

– Что, все действительно так хреново? – задал вопрос Антон. – Дильс, разве оттого что набрал пару килограммов, можно склеить ласты?

– Далеко не пару, – огрызнулся Тима. – Пойди и убедись сам. Можем посмотреть вместе.

– Я пойду, – сказал Дильс.

Тима тоже встал, хотя его тело сотрясала мелкая дрожь. Еще никогда ему не было так страшно, и он боялся снова посмотреть на свою подругу.

Когда они подходили к палатке, он подумал: что ужасного в толстяках? Переборов свои предрассудки, он полез внутрь за Дильсом.

Когда они очутились внутри, Тима сначала ничего не увидел, кроме завернутого в спальный мешок тела. Дильс осторожно дотронулся до него, никакой реакции.

– Яна, – позвал он.

Она повернулась к ним лицом. От неожиданности Тима отшатнулся назад, чуть не завалив палатку. Это была Яна… и не Яна. Еще несколько часов назад она была совсем другой! А теперь он с трудом узнал ее. Лицо раздуто, как воздушный шар, наполненный гелием, губы наводили на мысль об ее африканских корнях, а глаза ушли куда-то вглубь, как две пуговки, которые с силой вдавили в тесто, мясистые щеки, мокрые от слез.

– Яна… – начал Тима, но та хрипло выкрикнула:

– Что «Яна»? Хочешь предложить мне поесть?!

Все выглядели подавленными.

– Ты не хочешь наружу? Тебе нужен воздух, – сказал мягко Дильс, но Яна затрясла головой. Непомерно толстые бульдожьи щеки болтались из стороны в сторону, как холодец на тарелке. Тиме стало дурно, и он отчаянно захотел наружу. Что с ней такое?!

– Мне страшно, Дильс. Я не могу надевать свои вещи, – еле слышно сказала она. – Они становятся мне малы, ты понимаешь? Еще немного, и я не смогу самостоятельно ходить. А потом просто лопну, как гнилая тыква, вот потеха будет?

– Перестань, – Дильс кашлянул. Он избегал встречаться с ней взглядом. – С тобой… все будет в порядке.