Льдинка

Дильс и Тух-Тух стояли, не в силах даже моргнуть. Стало трудно дышать, легкие работали как кузнечные мехи, на виски давила пульсирующая боль. Ноги будто вросли в пол, и все неотрывно смотрели, как Злата билась в конвульсиях. Сталактиты стали один за другим встревоженно вспыхивать, как маяки. Глыбу продолжало раскачивать, и Тиме казалось, что он видит искаженное злобой лицо девушки, теперь ее глаза раскрыты, раскрыты так широко, что казалось, в следующую секунду они выкатятся на щеки, а ее волосы вздымались и опадали в такт раскачиванию, как чайка на волнах.

Первым опомнился Дильс. Что-то крича (из-за воя Златы Тима не расслышал), он ухватился обеими руками за косу Златы и резко рванул на себя. В какой-то страшный момент Тиме почудилось, что у него ничего не получится, и сейчас он просто откатится в сторону, сжимая в руках окровавленный скальп жены, а она будет продолжать безумно выть с оголенным черепом, держась за этот проклятый кусок льда, но нет. Они вместе упали к стенке, после чего раскачивания ледышки тут же прекратились. От контуров рыжеволосой девушки исходило ровное свечение. Искры, сыпавшиеся из-под ладони Златы, плавили ледяную крошку, шипя и потрескивая, от них шел едва видимый пар. Сталактиты успокаивались и медленно темнели, все одновременно, так гаснут лампы в кинотеатре после третьего звонка.

На негнущихся ногах Дильс проковылял к Злате. Лицо ее было синюшного цвета, и льющаяся из носа кровь была похожа на черничный компот. В углу рта пузырилась пена. Ладонь, которой она касалась ледяной глыбы, была неестественно красной, и только спустя какое-то время он понял, что это ожог.

– Что это было? Гипноз? – шепотом спросил Тух-Тух. – Скажите мне, что я сплю. Дильс?

Тот даже не повернул голову в его сторону, с невыразимой тоской глядя на Злату. Она пришла в себя лишь через час, но, как ни бился над ней Дильс, она молчала. Только разевала рот и бессмысленно таращилась невидящим взглядом, будто рядом никого и не было. Кое-как ее поставили на ноги, а чтобы ее вытащить, пришлось повозиться. Сделали специальные петли, и то Злату пришлось страховать.

Артур тоже очнулся, и они поплелись обратно в лагерь. Тима шел и чувствовал, что его так и тянет посмотреть в сторону лаза. Только огромным усилием воли он не сделал этого.

Дома их ждал неприятный сюрприз – исчез Костя. Антон не вылезал из палатки и ничего не видел. Учитывая его состояние, близкое к истерике, никто не стал его расспрашивать.

– А-а, черт! – в бессильной злобе выкрикнул Дильс.

Он бесцельно метался от лаза к лазу, затем подлетел к Тиме:

– Мне нужна твоя помощь. Его нужно найти, – сказал он умоляюще. – Я бы не стал просить, если бы с Артуром все было в порядке.

– Извини, Дильс, – сказал Тима, стараясь не встречаться взглядом с Дильсом. – Но Костя уже не Костя. То, что сейчас произошло в пещере, лишний раз подтверждает это.

Дильс долго смотрел на него, затем сказал слова, которые Тима будет помнить всю жизнь:

– Я не ожидал такого от тебя, Тимофей.

Тима почувствовал, что его лицо залила краска стыда, но ничего поделать с собой не мог. К тому же на лице Златы тоже не было осуждения. В конце концов, ему было страшно, неужели не понятно?! А после того, что он увидел там, в пещере, идти искать Костю, на спине которого растет какой-то одноглазый монстр, было просто выше его сил. Но и оправдываться перед Дильсом он не стал.

Дильс ушел, прихватив с собой ружье. Вернулся через час, продрогший и полностью измотанный. Костю он не нашел.

Яны нет. Кости тоже. Антон не вылезает из палатки, и когда Тима сунулся к нему, то был просто послан по известному адресу. Однако Тима успел заметить, что его друг начал еще больше шепелявить и старался не показывать свои руки.

Злата лежала в палатке, тоже почти как мертвая. Артур с тупой ухмылкой выводил замысловатые узоры на стене. Тух-Тух каким-то чудом отыскал смятую сигарету и, смачивая слюной пальцы, аккуратно заклеивал в ней прорехи, после чего с наслаждением закурил.

Тима принялся за ужин. Хотя это громко сказано. Приниматься особенно не за что – осталось немного риса и две банки свиной тушенки. Бензин почти закончился, печки сиротливо стояли в сторонке, и он с нарастающей паникой понимал, что это последняя ночь, когда они спят в относительном тепле.

– Дильс, ты будешь есть? – спросил Тима, когда рис был сварен. Он вывалил туда половину банки консервов и тщательно облизал нож.

– Нет, – коротко ответил Дильс. – Может, ты все-таки расскажешь нам? – обратился он к Тух-Туху.

– Я бы хотел это сделать, когда Злата придет в себя, – ответил тот.

Дильс вздохнул:

– Я не знаю, когда это случится. И никто не знает.

– Ладно, – неожиданно легко согласился норвежец. – Я вам скажу, почему скрыл от вас эту деталь. Потому что не верил. Клейн рассказывал мне, но я думал, что это выдумки, понимаете?

– Что-то мне не верится, что вы подобрали его на корабле, – подозрительно сказал Дильс.