Льды возвращаются

— Вот потому-то вы и нужны мне. Ругайте меня, зовите паникером, сомневайтесь во всем… Но если вы в чем-то согласитесь, это будет истиной!

Я с восхищением смотрела на Бурдва.

— До сих пор мы оперировали с узенькой полоской явлений, законов, действующих сил, — продолжал Ладнов. — Взаимодействие электрических зарядов и электромагнитных полей, гравитационные силы. Грубо! Первое приближение. Нет! Ответ, почтенный мой Сергей Андреевич, нужно искать в незнаемом. Надо угадать природу внутриядерных сил с одной стороны и сил взаимодействия галактик — с другой. Разгадать циклопическую кухню в ядре галактики, откуда вырывается струя всего того, из чего строятся миры… Именно там взаимодействует ваша, буровская «Б-субстанция» и еще не открытая, ей противоположная анти-субстанция, если хотите «А-субстанция»!

— Верно, черт возьми! Именно там! Эх, если бы дотянуться дотуда руками, — крякнул Буров.

— Выше, выше берите, экспериментатор Буров! Куда не хватают руки, дотянется мысль. Нужно воспроизвести кухню рождения миров, воспроизвести здесь, на Земле.

— Черт вас возьми! Мне нравится такая моя противоположность! — восхищенно воскликнул Буров.

— Я, теоретик, могу только вообразить, в лучшем случае представить в формулах, а вы… если бы вам не мешали ваши гипотезы, могли бы воссоздать эту кухню на Земле, чтобы потрогать руками… любую субстанцию.

— Пожалуй, мало этих рук, — сказал Буров, рассматривая свои огромные руки.

— Маловато, — процедил Ладнов. — Тут нужны руки всех физиков мира, не загипнотизированных никакими гипотезами. Нужны мозги всех математиков, искусство всех химиков…

— Но проверять-то они все же будут гипотезу об «А-субстанции»?

— Проверять нужно все, сомневаться во всем.

— Черт возьми! В вас, Владислав Львович, я бы не сомневался. Свою ругань вы в формулы не перенесете.

— Нет обозначений, — усмехнулся Ладнов.

— А что если поставить такую задачу на Лондонском конгрессе?

— Там многие будут против вас, но… искать будут.

— Так ведь только это и надо!..

Глава девятая «РАК СОЛНЦА»

Солнце висело над морем. В багровом небе не было ни облачка, но на потускневшем красном диске, почти коснувшемся горизонта, появилась тучка и стала увеличиваться, словно разъедая светило изнутри.

Корабль шел вперед, а впереди… умирало Солнце.

За этой небесной трагедией, опершись о перила палубы, наблюдал седой джентльмен с устало опущенными плечами, старчески полнеющий, но еще бодрый, с чистым лицом без морщин, в очках с легкой золотой оправой.

О чем думал этот старый человек с поникшей головой, глядя на закатное солнце? О закате цивилизации? О своей роли в жизни?

Леонард Терми, знаменитый физик, друг Эйнштейна, соратник Лео Сцилларда, Бора и Оппенгеймера, один из создателей атомной бомбы, который помогал Ферми и Сцилларду запускать в Чикаго первый в мире атомный реактор, а Сцилларду и Эйнштейну писать письмо президенту Рузвельту, чтобы высказать тревогу о возможности появления атомного оружия в гитлеровской Германии и необходимости создания атомной бомбы прежде всего в Америке. Может быть, Леонард Терми, стоявший теперь на палубе и наблюдавший закат, тот самый Терми, имя которого упоминалось во всех секретных документах Манхеттенского проекта, вспоминал о том, как много было им сделано для того, чтобы в пустыне Невада произошел первый в мире испытательный атомный взрыв.

После открытия второго фронта в Европе Леонард Терми был направлен в оккупированные зоны, чтобы установить, как далеко продвинулись ученые гитлеровской Германии по пути создания атомной бомбы.

Вернувшись в Америку, Леонард Терми стал торопить Лео Сцилларда дать на подпись Эйнштейну второе письмо Рузвельту о том, что у Гитлера нет ядерной бомбы, ее не разработали для него немецкие ученые и потому созданная в Америке бомба не должна существовать, не может быть применена.

Как известно, письмо это не было прочитано Франклином Делано Рузвельтом. Во время его похорон оно лежало на столе президента в Белом доме.

За этот стол уселся мистер Трумэн. Прочитав письмо ученых, он не замедлил вскоре отдать приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, погубив сотни тысяч жизней, не солдат, а мирных жителей, женщин, стариков и детей, родившихся и еще не родившихся, но уже обреченных… И в течение следующих десятилетий взорванные бомбы неотвратимым проклятием продолжали губить в госпиталях несчастных людей.

С тех пор Леонард Терми потерял покой. После тщетных обращений к военным и гражданским властям с требованием контроля над использованием энергии атомного ядра, поняв, что эта запретная сила попала в руки ни с чем не считающихся политиков и генералов, Леонард Терми проклял их… и самого себя, помогшего получить ядерную бомбу. И подобно Лео Сцилларду, он оставил ядерную физику, которой занялся еще в ту пору, когда она считалась «бесперспективной областью». Он перешел теперь на биофизику, едва делающую свои первые шаги и, казалось бы, ничего не сулящую…