— Прошу вас,сэр,-гнусавым голосом вмешался Картер,протягивая комиссару полиции нравов свежеиспеченный им документ.
— Черт возьми!-сказал Зейс, читая бумагу.
— Я просил бы вас, сэр! Я слуга церкви,- почтительно напомнил Картер.
Комиссар Зейс посмотрел на Билла. Тот яростно сжимал свой огромный кулак.
— Заберем их,-предложил он.
— Вы ее имеете права этого делать, как представители полиции нравов,- сказал я, подбрасывая на ладони револьвер.
Полицейский перевел свой взгляд с меня на Картера.
Служитель церкви рассматривал огромный ковбойский кольт,который, оказывается, висел у него сбоку.
И совершенно такой же громоздкий старомодный кольт, словно свалившись с дешевого киноэкрана, был и в руке отца.
Комиссар Зейс круто повернулся к двери.
— Здесь мне делать нечего,- заявил он,
Они вышли и зашагали по шоссе.
Атака была отбита, но…
Там,где не сможет действовать полиция нравов, будет действовать Ассоциация безопасности.
На ночь мы забаррикадировали все входы в дом. Передвинули шкафы, столы, забили досками оконные проемы.
Можно было ждать всего.
Я положил свой револьвер под подушку. Я ночевал в комнатушке Тома, в той самой комнатушке, которая оказалась запертой ночью, когда в ней спала Эллен,
Я вспомнил об этом и тоже закрылся на крючок. Я почти боялся, что… дверь эту попробуют открыть. Нет! Не гангстеры, конечно…
Джен уступила Лиз свою комнату на втором этаже.Комнатушка Тома была на чердаке.
Я поднялся по дьявольски скрипучей лестнице.
Пожелав мне спокойной ночи, Лиз сказала, что никогда не забудет того, что сделала для нее моя семья.
Я думал об этом перед тем как заснуть. И я думал об Эллен. Она бы меня поняла… Потом все устроится… Лишь бы этот проклятый лед… Иначе и устраивать незачем…
На меня наплыли белые снежные сумерки. И я тихо взмыл в воздух, словно потерял вес. Так со мной бывало только в детстве.
Я блаженно уснул.
И вдруг проснулся, просунул руку под подушку и сжал револьвер.
Дверь в каморку пытались открыть совсем так, как я пытался сделать это тем летом…
Пристыженный, я тогда ушел а сейчас…Я слишком поздно понял, что произошло. Шпилька, обыкновенная дамская шпилька, которая удерживала великолепную прическу с крыльями бабочки, эта шпилька оказалась достаточной, чтобы снять крючок с петли.
И она вошла ко мне… Кто? Моя законная жена…перед Боком и людьми, но только іне перед моей совестью!…
Уж лучше бы это был Билл! Я по крайней мере знал бы, что делать…
Во сне я взлетел в снежное небо. Наяву я пал, низко пал… как только может пасть мужчина… в свою «брачную ночь».
Утром… утром она встала счастливая. Я никогда не думал, что Лиз может быть такой радостной, такой красивой!…
Но я не мог смотреть на нее, я опускал глаза, я был противен сам себе, я ненавидел себя! В Прекрасные Иосифы я безусловно не годился… Я обзывал себя павианом и двоеженцем…
Лиз стояла у окна,распустив волосы,и изредка оглядывалась на меня счастливыми глазами.
— Милый, я назову нашего сына Роем,- сказала она.
Я готов был кусать подушку, рвать простыни, разбить свою голову о стену.
…В этот день в сумерки, крадучись, пешком, бросив свой автомобиль, мы пробрались с Лиз на ближний железнодорожный полустанок.
Там не было пассажиров, кроме нас. Никто нас и не провожал.
Прощаясь, Том сунул мне холодный апельсин.
Стоял морозный июньский вечер. Электрические фонари были словно окутаны светящимися шарами.
Я передал Лиз апельсин.
— Можешь ты подбросить его?=- спросил я.
— Может быть, положить на голову?- спросила она. Она была очень умна.
— Нет. Просто подбросить. Мне хотелось бы попасть в него на лету.
— Он совсем смерзся, как стекляшка, — сказала Лиз и подбросила апельсин.
Я выстрелил. Апельсин упал на перрон. Что-то звякнуло.
Мы с Лиз подбежали к нему.
Нет, я не попал. Апельсин был подобен кусочку льда… каким станет скоро весь Земной шар.
Мы сели в поезд и поехали, сами не зная куда.
Глава пятая
«ЯДРО ГАЛАКТИКИ»
«Апрель, первого года обледенения…
…В каменную щель смогла пролезть только я одна.Мне было страшно,но я знала,что это нужно.Ведь ради этого я и оказалась под землей,настояла, чтобы меня взяли с собой. И я, не задумываясь, полезла, освещая электрическим фонариком готовые придавить меня каменные глыбы, едва сдерживающие тяжесть полукилометровой толщи. Но об этом нельзя было думать. Я извивалась, как змейка, и проползала все дальше и дальше. Камни были влажные и скользкие. Не знаю, смогла бы я вылезти обратно? Повернуться было невозможно, а при движении вперед приходилось расчищать перед собой путь, отбрасывать мелкие камни назад, отталкивать их ногами, загромождая щель. Отступления не было…
Именно с этого мгновения мне хочется продолжать свой дневник…
Я ползла вперед.Буров и Елена Кирилловна остались ждать в последней пещере,до которой мы добрались за двое суток, проведенных под землей. Дальше идти было некуда, но Буров заметил щель и посмотрел на меня.
Я была тоньше Елены Кирилловны, как бы хорошо она ни была сложена. Только мне удалось бы пролезть в эту щелку. И я, умирая от страха, поползла…