Я уже знала, что маленького Роя взяли к себе Веселовы-Росовы, что над ним хлопочет Лю, соперничая со своей мамой.
Значит, Марта исчезла…
А я?…Меня не трогали…Потому ли, что конец мой уже ясен, или…или позволили самой найти свой путь? Но ведь они же ничего не знают обо мне!…
— Но Буров… Буров!. Он должен знать все!.
Мне нужно было увидеть Бурова! Я умоляла об этом.
Мне мягко разъяснили,что это невозможно.Он уже не встанет.Его поддерживают какими-то сильнодействующими средствами.
Но я не могла уйти из жизни, не открыв ему всего…
Однажды в белом халате вошел высокий тощий человек,может быть,врач-ординатор или студент-практикант, с выцветшими бровями и веснушчатым лицом. Я его не видела прежде. Он наклонился ко мне и сказал:
— Простите, товарищ… я по поручению Бурова.
Он так и оказал- «товарищ»… А может быть, даже назвал меня Оэхевс. Или мне только хотелось этого?
— Буров просил… Ему сейчас очень плохо… Но ему все же разрешили увидеть вас.
— Меня? — не веря ушам, спросила я.
— Да. Я отвезу вас в кресле. Постарайтесь быть бодрой.
И снова Мне показалось,что он добавил или хотел добавить «товарищ Сэхевс»… Почему в кресле? Ах да, я ведь уже не умею ходить!…
Я заволновалась. Сестра дала мне зеркальце. Я попудрилась, ужасаясь своему виду.
Ординатор словно в ответ сказал:
— Он едва ли сможет рассмотреть вас. Он чуть тлеет…
Боже мой!. Буров… и тлеет!…
И все-таки я даже намазала губы,сделала прическу такой, какую Буров больше всего любил, «помпейскую», как он говорил,- высокую, зачесанную с затылка наверх.
Кресло на колесах уже ждало меня. Я ведь уже не умела ходить… Ординатор легко взял меня на руки и посадил в него. Он был очень силен, этот жилистый «лейтенант», как я его мысленно прозвала.
Он. покатил меня по знакомому коридору с пальмами. Здесь мы «тайком» встречались когда-то с Буровым…
Меня ввезли в его палату.
Под одеялом лежал огромный человек, но на подушке виднелось лишь подобие лица, напоминавшего теперь кость…Еще свет падал так, что глазницы казались черными и пустыми.
Кресло поставили рядом с кроватью. Мне помогли наклониться. «Лейтенант» был очень тактичен, он ушел. Остались только старушка няня и моя медсестра, не отходившая от меня. Нет, я уверена, что она не была ни лейтенантом, ни старшиной. Женщина о женщине судит безошибочно.
— Буров,- тихо сказала я,- вы слышите… ты слышишь меня? Я пришла.
Его губы шевельнулись. Мне показалось, что он хотел сказать:
— Спасибо, родная…
Слезы мешали мне смотреть. Я сжимала его высохшие руки.
— Буров,все было неправда в том,что я говорила тебе, все!-с жаром сказала я.
Он открыл глаза. Они были живые, они улыбались, Он был счастлив.
Я не лгала, но он понял меня по-своему.Может быть, он вспомнил мои слова о том, будто он не нужен мне, что будто я не люблю его»…
И я поцеловала его в жесткий костяной лоб,не прикоснулась к нему, а поцеловала по-женски, так, чтобы он почувствовал меня…
Он посмотрел на меня радостно, потом сощурился.Его взгляд стал проницательным. Я поняла, что сейчас он хочет знать все.
И тогда я наклонилась и стала говорить ему. Я знаю, никто не позволил бы мне этого сделать, если бы я спрашивала разрешения. Но никто не посмел и остановить меня.
Только он мог меня слышать, только ему я говорила. Я торопилась, я перескакивала с одного предмета на другой, но я хотела открыть перед ним всю себя. Я говорила:
— Буров, я никогда не стала бы этого говорить, чтобы оправдаться, чтобы избежать казни… Я бы гордо промолчала…Меня моглм бы простить. Но тебе не надо меня прощать, тебе не за что меня прощать… Разве только за то, что я бежала от тебя… Хотя я и была,как все теперь скажут, шпионкой, приставленной к тебе, выдающемуся ученому.
Он испуганно посмотрел на меня. Я поцеловала его руку. И я продолжала, не давая ему опомниться, не позволяя ему протестовать: