У меня в моем допотопном балахоне был идиотский вид, Лиз напоминала в черном облегающем одеянии дьяволенка… Швед был Вергилием, в белом костюме спокойно прогуливающимся по аду, все знающим, все угадывающим…
У нас были радиометры, но у шведа он был какой-то особенный. И мы словно состязались в треске своих приборов, иногда тревожно захлебышающихся.
В разрушенном городе работали спасательные команды интернациональной бригады.Лиз знала места, где сосредоточивались те больные, которыми еще можно было заниматься.
Город остался тем же адом,каким я уже видел его в первые минуты после взрыва.Только трупов теперь было больше. Их извлекали из-под камней, складывали на асфальт.
— Не знаю, что страшнее,- сказала Лиз,- что произошло или что произойдет?
— Вы ждете еще чего-нибудь? — спросил я.
— Многого,-сказала она.- Эпидемий.
— А я жду…знаете, что я жду? -спросил я, оглядываясь вокруг.
Удивительно, как долго могут дымиться развалины! Хотя это, может быть, оттого, что никто их не тушил…Город догорал, тлел, как дымящаяся головешка, расстилая смрад по улицам, ограниченным горами битого камня… На этих улицах словно остались только отвалы пустой породы, а домов, которые окружали их в другом африканском городе, здесь уже не было.
— Я написал в газету, что присутствовал на первом дне Страшного суда,- сказал я.- Мне показалось, что все покойники вышли из могил и, корчась, ползли между камнями. Я написал о том, что здесь видел.
— Бели б я могла, я выколола бы глаза всем, кто это видел. Этого нельзя видеть!- сказала Лиз.
— Может быть, надо лишить зрения тех, кто сделал это,- заметил швед.
— Они уже лишены зрения. Более того — разума.
— Но не власти?- насмешливо напомнил швед.
Лиз странно посмотрела на него.
Швед делал какие-то измерения.Может быть,он ученый,что-то изучающий здесь? Не пойму себя, но я не могу задавать ему вопросов. Мы все трое, помогавшие эвакуировать из города еще живых, словно были связаны чем-то.
Говорят, древние римляне, побеждая особо непокорных, сносили их города до основания и перепахивали землю…
В своей статье я предложил перепахать землю,на которой стоял город. Не надо, чтобы что-нибудь напоминало о его существовании. Этой «статьи ужасов» не напечатали. Это была моя первая отвергнутая статья.
Я рассказал это своим новым приятелям.
Мы сидели на куче щебня. В санитарную машину люди в марсианских балахонах грузили больных.
В грузовик складывали мертвых. Из кузова торчали их руки и ноги.
Ко всему в жизни привыкаешь.
Нужно было вывезти несколько десятков тысяч трупов!.Многие из тех, кто их вывозил, без специальных костюмов- а их не хватало,- сами должны были скоро стать трупами,ведь каждое тело, которое они грузили в кузов машины, излучало смертоносные гамма-лучи, незримо поражавшие живых…
Я сказал:
— Во всем виноваты русские.
— Вы это написали в своей статье, и ее на этот раз приняли?- ехидно поинтересовалась Лиз.
Я кивнул головой.
— Почему же виноваты русские? — спросил швед.
— Потому что своей «моральной помощью» они мешают принять ультиматум. Ведь война продолжается. Разве можно допустить еще один такой же ужас? Я ведь это видел.
— Вы тоже это написали?
— Я написал о теории двух атомных взрывов. Только два взрыва ставят на колени строптивый народ. Так было в Японии. А ведь можно было бы не ждать второй бомбы.
— Вторая бомба взорвалась во всем мире,- сказала Лиз.- Нет человека на Земле,который не взорвался бы от гнева. Общественность клокочет, негодует… Все негодуют…
— Кроме тех, кто готовит вторую атомную бомбу,- вставил швед.
— Значит, вы, Рой, снова подбрасываете командованию новую мысль- теорию второго взрыва.
— Вы считаете, что я подлец?
— В вас, Рой, видимо, два человека. Одного я способна ненавидеть, с другим могу ходить, сидеть рядом, разговаривать, Одного печатают газеты треста «Ньюс энд ньюс»,другого благословляют люди,бывшие при жизни в аду. Боли бы я была царем Соломоном, я разрубила бы вас пополам: одру часть я втоптала бы в землю, другую… может быть, другую кто-нибудь даже смог бы полюбить.
Мы разговаривали уже вечером, сидя перед отелем, превращенным в госпиталь.
Я предложил шведу свою палатку, и он согласился, а Лиз, окончив дежурство, пришла к нам.
— Полюбить…- горько сказал я.- Мир стоит на несчастной любви. Вот вы, Лиз… Вы счастливы?
— Я не знаю, в чем счастье. Быть нужной? Я всегда искала и нашла завидного жениха, но не стала счастливее. А вот здесь.
— Здесь вы почувствовали себя нужной,- сказал швед.Мы уже знали, что его фамилия Сербург,по крайней мере так обращались к нему те,кто являлись за его указаниями. Вместе с ним они говорили о радиоактивности.
Лиз благодарно посмотрела на него, потом положила свою руку на его огромную ручищу. Я отвернулся.
— А вы, Рой? Разве вы способны любить?- спросила она меня.
— Любить я способен.Но быть счастливым… я не знаю, есть ли в мире способные. После всего, что я видел… Может быть, счастье- это оказаться в грузовике с торчащими вверх ногами?
Подошел мой эбеновый Геракл. Он принес нам ужин: разогретые консервы — свиную тушенку с бобами.
У меня была припасена бутылочка виски.