Лэ о Лэйтиан (ЛП)

И с песнею воду с вином в этот час

Трижды смешала она девять раз;

Когда те в кувшине лежали златом,

Пела о росте, о свете дневном;

Когда те в серебряный кубок легли,

Другого напева слова потекли,

В напеве том тьма бесконечна и ночь,

Там звездная высь и стремление прочь,

Свобода. И следом запела о том,

Что всех длиннее на лике земном:

О Гномах Длиннобородых; хвосте

Драуглуина, что бледен везде;

О теле Гломунда, великой змеи;

О кряжах огромных у края земли

Над мраком Ангбанда, где пляшут огни;

О цепи Ангайнор, что в новые дни

Для Моргота Боги решат отковать.

И новых имен она стала искать,

О Нана мече ее песня пошла,

Великана Гилима она назвала;

И последним уже назвала Лутиэн

Поток бесконечных волос Уинэн,

Владычицы Моря, и этот поток

По всем океанам струится, глубок.

И, голову вымыв, запела потом

Тему дремоты, охваченной сном,

Всепроникающ, глубок этот сон,

Как ее волосы, темен был он -

Скольжение этих волос так легко,

Что сумерек нитям до них далеко,

Паутинкам, летящим увядшей травой

В миг, когда гаснет закат за листвой.

Ее волосы стали расти все длинней,

И пали к ногам, словно воды теней,

Струились, сплетаясь, как темный родник.

И Лутиэн, засыпая в тот миг,

Легла на кровать, и спала так она,

Пока утренний свет не дополз до окна,

Слабый и робкий. Проснулась потом,

Словно бы дымом заполнился дом,

Туманом вечерним, в его глубине

Лежала она еще словно во сне.

Ее волосы к окнам летели, смотри!

И тенью струились они изнутри,

Качались и льнули там к серой коре

Стволов Хирилорн в этот час на заре.

И, ощупью ножницы тут отыскав,

Обрезала волосы, и, подобрав,

Еще их короче обстригла опять,

Волшебные локоны, каждую прядь.

Медленно вновь отрастали они,

И были темнее, чем в прежние дни.

Она лишь в начале работы была:

За прялкой сидела и долго пряла;

Эльфийским владела она мастерствои,

Но все же ткала она долго потом.

На оклики снизу один был ответ:

Идите! Ни в чем не нуждаюсь я, нет!

Ныне желаю я только лишь спать,

Зачем мне, к слезам пробуждаясь, вставать?

И Даэрон тогда в страхе позвал;

Но сверху никто ему не отвечал.

Сидела она и ткала целый день,

Была эта ткань, как туманная тень

Ночи безлунной, и шила сама

Плащ себе, легкий, глубокий, как тьма,

Что под деревьями пряталась здесь;

Был он пропитан дремотою весь,

И чарами был он проникнут сильней,

Чем Мелиан плац, что струился на ней

В лесах, где Тингол одиноко блуждал,

И звездных небес ему купол сиял,

Над новорожденным миром светясь.

В плац завернувшись, она поднялась,

И словно сокрылось сиянье в тенях;

И мантию синюю в светлых камнях,

Цветах золотых, что под небом цветут,

Она быстро свернула и спрятала тут;

Неясные сны уже вниз добрались,

Скользили, по воздуху тихо неслись.

Остатки волос она тихо взяла

И прочно она из остатков сплела

Веревку из прядей; была та тонка,

Но все же длинна, и прочна, и гладка.

Привязала веревку рукою своей

К одной из могучих и крепких ветвей.

Работу закончила ныне она

И смотрит на север теперь из окна.

Солнечный свет покраснел на ветвях,

И сумерек мрак шевельнулся в корнях.

Сумерек тень по земле пробралась,

Тут медленно песня ее началась.

Четче запела она, наклонив

Длинные пряди, и их опустив

От окна своего и до самой земли.

Стражники звуки расслышать могли;

Но дремота, качаясь, над ними плыла,

Беседа их медленно тут замерла,

Голос ее то скользил, то взлетал,

И чарами стражников он заковал.

Как облако, встала она средь ветвей,

Вниз по веревке слетела скорей,

Как белка, легко, и немедленно прочь

В танце исчезла она в эту ночь,

Кто может сказать, по какому пути -

Эльфийских следов на траве не найти.

VII.

И Моргот, когда в этот день роковой

Деревья убил, и наполнил он тьмой

Валинор, свет его погубив навсегда,

Феанор с сыновьями поклялся тогда

На холме нерушимою клятвой своей,

На Туне, и клятва до нынешних дней

Миру печали и войны несла.

И с моря туманная мгла наползла

Тенью холодной и серой, слепой,

Туда, где сиял прежде Глиндаль златой,

И Белтиль своим серебром расцветал.

Над башнями низко туман нависал,

Где город Эльфийский у моря стоял.

И факелов множества свет замерцал,

Нолдор, как только огни те зажглись,

К темным домам своим вновь собрались,

По лестнице длинной всходили они,

И площади тьму озарили огни.

По Сильмарилам скорбел Феанор,

И площади ныне наполнил простор

Дикою речью, и словно вином

Толпы поил он застывших кругом.

От мудрости речь та была и беды,

В ней правда была и обмана плоды,

Был Моргот хозяин обманов таких,

Об этом рассказано в песнях других.

Велел из священных земель он бежать,

Прочь за моря убеждал уплывать,

К землям опасным, где нету дорог,

Где в гавани лед громоздится, высок;

До края земли, все за Морготом вслед,

Покинув дома, где уж радости нет;

Возвратиться к просторам Наружной Земли,

К войнам и плачу. Тут руки свели

Семеро родичей в клятве своей,

О звездах Небес говорилося в ней,

И Варду они призывали потом,

Что звездного свода построила дом,

Чтобы огнями в глубинах сиять.

Стали потом Тимбрентинг называть,

Дивный чертог на которой стоит

Повелителя Манве. И кто говорит

Те имена, клятву должен держать,

Хоть бы земля стала с небом дрожать.

Там Куруфин с Келегормом стояли,

Дамрод и Дириэль то повторяли,

Карантир и Маэдрос высокий был тут