Лебединая башня

– Ваше Высочество, – примирительно произнесла Сова, и Омарейл поняла, что добилась, чего хотела. – Нет нужды снова проходить через этот разговор. Мы все знаем, что нет никакого смысла вновь и вновь возвращаться к пророчеству. Будь вы вольны хоть целыми днями проводить на солнце, я бы рекомендовала вам избегать загара, так как темная кожа не красит особу королевских кровей. Это по меньшей мере вульгарно.

– Это модно, – возразила Омарейл скорее из вредности, чем из желания доказать правоту.

– Принцессе не пристало гоняться за тем, что скоротечно и поверхностно. Истинные добродетели – вот ваши верные спутники. Лучше уделите время, которое могли бы потратить на загар, чтению или музицированию. Искусство, как ничто другое, очищает душу.

Омарейл закатила глаза. Эта семейка сводила ее с ума.

После разговора она решила воздержаться от прогулок до самого Дня Знаний, чтобы не вызывать излишний интерес Дольвейнов. Сорок пять дней она вела себя так хорошо, как не вела никогда до этого.

Стоит ли говорить, что в своем тайном дневнике она отсчитывала дни до начала девятого месяца? Чтобы время шло быстрее, она придумывала себе различные занятия. Например, попросила достать для нее пластинки с записями всех серий «Школьных лет», а затем целыми вечерами слушала их, переживая за главных героев, впитывая слова и выражения, запоминая негласные правила школьной жизни.

Принцесса разобрала несколько новых мелодий на лале. Приняла господина Белорию, Патера Нортастера, и обсудила с ним необходимость пополнения коллекции книг в королевском зале городской библиотеки. Прочитала целую серию романов о девушке, которая умела летать.

Помимо этого, она начала писать биографию Мираж Селладор, начав с самых ранних лет, чтобы иметь хорошо подготовленную историю. Она так подробно расписывала жизнь этой вымышленной девушки с окраин Агры, что могла ответить на любой вопрос и даже рассказать пару забавных историй из детства.

Но, наконец, первый день осени, День Знаний, наступил.

Омарейл тошнило от страха, и несколько раз она почти решила отменить посещение школы. Совершить первую прогулку по Астрару было безумием. Отправиться на Утесы Минли – сумасшествием. Пройти собеседование в школе – нелепой прихотью. Но на самом деле выдать себя за школьницу было дерзкой, эгоистичной выходкой. Омарейл и сама с трудом оправдывала себя, а если бы кто-то узнал об этом… Она не могла представить, что ждало бы ее в будущем.

Чем ближе был первый учебный день, тем больше прочих страхов примешивалось к боязни быть раскрытой. Ей предстояло строить отношения с совершенно посторонними людьми, разговаривать с ними, возможно, соприкасаться. Тревога, которую вызывали мысли об этом, была во многом иррациональной.

Не в последнюю очередь ее волновало, что все это могло привести к исполнению пророчества. Но отчего-то размышления именно на эту тему всякий раз навевали на Омарейл скуку. Она уже нарушила установленные правила, и, если гражданской войне и суждено было сбыться, она сделала все, чтобы это произошло. Теперь, на взгляд принцессы, главное было – не попасться.

За всеми этими переживаниями Омарейл почти не думала о том, как пройдет ее побег из замка в этот раз. Она проделала все почти бессознательно, действуя по уже известному плану.

Она снова воспользовалась конным трамваем. Путешествие запомнилось ей быстро сменявшимися видами прекрасного, солнечного Астрара, дребезжанием колес и чрезмерно большим количеством людей. И все же, несмотря на внутренние переживания и дискомфорт из-за переполненного салона, она все равно испытывала восторг от таких простых вещей, как эта поездка.

Когда Омарейл прибыла в школу, было еще слишком рано для праздника. Ученики только начали собираться на школьном дворе, и она надеялась застать Дана Дольвейна у себя в кабинете.

Госпожа Туттерверк поприветствовала Омарейл мрачным взглядом и последовавшим за ним полным безразличием. Решив не дожидаться пышных церемоний, Омарейл просто прошла к двери директора и постучала. Тот немедленно ответил предложением войти.

– А, – выдохнул он, демонстрируя легкое удивление. – Госпожа Селладор. Я было перестал верить, что вы появитесь. Мне вдруг показалось, что ваше имя значит больше, чем можно предположить сначала.

Омарейл улыбнулась. Она была уверена, что ее имя, как и оценки в табеле, были проявлением своеобразного чувства юмора Смога.

– Когда вы сказали, что мы увидимся в первый день девятого месяца, я не думал, что вы говорите это буквально. Если быть откровенным, поступление в школу требует чуть большего количества процедур.

Внутри ее все похолодело. Дольвейн больше не выглядел удивленно или приветливо. Его взгляд был строгим, густые брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию.

– Я прошу меня простить, дело в том, что у меня не было возможности… – начала оправдываться Омарейл, но директор прервал ее поднятой рукой.