Еще раньше, чем дружина выбралась из лесу, стало ясно — опередить разбойников не удалось. Прямо на всадников выбежала из-за деревьев молодая женщина с маленькой дочкой на руках, простоволосая, один рукав платья оторван, широко распахнутые глаза оледенил ужас… Так и не поняв толком, кто перед ней, она с коротким птичьим криком метнулась в сторону и пропала, только кусты махнули ветками вслед. Азамат, совсем почерневший, страшный и жалкий, с протяжным стоном вытянул плетью коня, но его удержали. Чурила поднял руку, приказывая всем остановиться и замолчать… И тогда послышались далекие крики и шум отчаянной, неравной борьбы, шедшей где-то впереди.
— Быть сече! — сказал князь.
Словене стали спешиваться, вытаскивать железные рубашки, затягивать ремни подпруг. Лошади фыркали, обнюхивая седоков, тревожно пахнувших железом.
Те отмахивались: дурная примета. Викинги, никогда не сражавшиеся верхом, привязывали коней. Халльгрим хевдинг напросился идти в бой первым.
— Я больше имел дела с такими людьми, конунг. Будет справедливо, если ты дашь мне начать.
Его люди споро застегивали друг на друге кожаные брони, надевали клепаные шлемы, освобождали из ножен мечи. Неожиданно к ним присоединился Чекленер. У него не было ничего, кроме копья, да еще охотничьего ножа. Но он без суеты встал около Бьерна, коротко заявив:
— Я с вами.
Это был второй бой в его жизни. Он боялся, что не совладает с конем.
— Иди, Виглавич, — сказал Чурила. — Перун тебе в помощь. Я подсоблю…
Он сидел поодаль на Соколике, черный на черном коне. Горбатая стрелка шлема хищно торчала вперед.
Остаток леса викинги пролетели будто на крыльях. Вот поредели деревья, и по знаку отца Видга прижал к губам боевой рог. Не в обычае смелых нападать исподтишка. Знакомый зловещий, хриплый рев, звучавший когда-то над штормовым морем, эхом отдался в лесу… Бегом вырвались хирдманны на открытое место. И увидели перед собой поселение.
Оно полого спускалось к реке. Как раз туда, где, слегка накренившись на правый борт, стоял длинный корабль, темно-синий, с белым носом. Вместо мачты у него кривилось сырое дерево, наспех вырубленное в лесу. Носовой дракон, которого, конечно, и не подумали снять, скалил на Барсучий Лес жадные серебряные клыки. На корабле не было ни души. Все, сколько их приплыло, ушли в селение. Оттуда-то и шел жуткий, издали различимый голос боя… Кое-где взятые врасплох барсучане еще продолжали обороняться, в других местах победители уже забивали коров и делили добро.
Юты слышали рог, гудевший в лесу. Часть их, затаптывая неубранные огороды, высыпала навстречу непрошеным гостям. Их было много. Такой силы на одном корабле Халльгрим никак не ожидал, считая, что Чекленер преувеличивал, — мудрено ли!
Но сила соперников смутила его менее всего. Снова угрюмо и яростно провыл боевой рог. А мгновение спустя они сшиблись. Викинги против викингов.
Халейги против датчан. Двадцать против семидесяти.
Халльгриму предстояло сослужить Торлейву конунгу первую службу и доказать, что он не даром ел его хлеб. Еще в лесу он выстроил воинов клином — как делали и отец, и дед, сражаясь на суше. Верно, правду говорили о том, что этому строю халейгов обучили воинственные Боги… Живое острие врезалось в толпу датчан и прошло ее насквозь. Виглафссон пробивался к мерянам, отчаянно дравшимся в одном из дворов. При виде подмоги израненные финны встрепенулись и закричали. Расшвыривая врагов, халейги опрокинули косой забор и вломились во двор. Халльгрим успел приметить между мерянами высокого, плечистого парня, живо напомнившего ему Азамата. Но тут бой разгорелся уже как следует, и он забыл про него сразу, как только отвернулся.
Его первый натиск ошеломил ютов. Те привыкли к пусть сколь угодно стойкому, но неумелому и малочисленному сопротивлению. Настоящий противник свалился как снег на голову. И некогда было спрашивать, кто такие и откуда взялись…
Халльгрим разил направо и налево дареным гардским мечом, обеими руками, закинув за спину щит. Тяжелая сталь благородно и тонко звенела, сшибаясь с такой же сталью. Врубалась в кожаные панцири и податливые человеческие кости…
Халльгрим наносил удары не спеша, со страшной силой — после каждого падало по врагу. Это был грозный счет.
Под суровыми серыми небесами гремело железо, трещали деревянные щиты, стонали и выкрикивали боевой клич люди… Кровь впитывалась в землю, еще не просохшую после дождя.
Вот уже пятеро уступили его мечу, но Халльгриму хевдингу все было мало.
Он не думал о том, что Барсучий Лес, взятый нынче на щит, понесет ему дань. Не думал о корабле, который мог стать его. Сам того не сознавая, он вкладывал в каждый удар сразу все. И уход из дому, и невеселый путь в чужую страну… и даже то, что ему приходилось драться с говорившими на его языке, чтобы избавить от смерти каких-то незнакомых ему финнов!