Лебединая песня

Аня переводит взгляд на Шпакова, внимательно приглядывается к нему. Широкий, чистый лоб под шапкой густых русых волос; раздвоенный подбородок с ямочкой, в задумчивых серо-голубых глазах затаилась тревога. Ей-богу, еще не известно, кому труднее поставили немцы задачу — Александру Невскому или Коле Шпакову…

В неуютное место попадают к утру разведчики. За южной, чересчур редкой опушкой — чистое поле и фольварки до самой «железки» Тильзит — Кенигсберг. Кругом — дороги, снуют машины; в лесу полно рабочих, заготавливающих древесину; неподалеку — палаточный лагерь «гитлерюгенда». Шум и гам, как на воскресной массовке. Дотемна лежат разведчики, лежат ниже травы, тише воды. Нечего и думать вести разведку, базируясь в этом парке.

Над соснами долго кружит «Юнкерс-87». Только под вечер улетает он в сторону Инстербурга.

На прусской земле вновь скрестились пути Ани Морозовой и Ганса-Ульриха Руделя, того самого Руделя, любимца фюрера, кумира люфтваффе, первого аса гитлеровской Германии, которого чуть было не угробили, по его собственному признанию, сещинские подпольщики, тайно минировавшие в разгар сражения на Курской дуге самолеты люфтваффе.

Вот что спустя много лет после войны писал Ру-дель в книге воспоминаний «Пилот штукаса», в главе «Роковое лето 1944 года».

«Мне позвонили из штаба военно-воздушных сил — в первый раз за эту войну русские ступили на немецкую землю, вторглись в Восточную Пруссию из района Вилкавишкиса и наступают в направлении Гумбиннен — Инстербург. Я решаю немедленно передислоцироваться в Восточную Пруссию. На следующий же день после получения приказа о передислокации я прибываю со своим подразделением в Инстербург. В райски мирной жизни Восточной Пруссии никак нельзя поверить, что война уже подошла так близко и что из этого тихого уголка мы будем совершать боевые вылеты с бомбами и торпедами против танков. В самом городе Инстербурге население еще не представляет себе всей серьезности положения. Аэродром забит всяким хламом, бесполезным при нашей концентрированной оперативной активности. Поэтому мы решаем перелететь в Летцен, в район Мазурских озер, где одни занимаем маленький аэродром…»

Известно, что именно в конце июля — начале августа 1944 года войска 3-го Белорусского фронта, освобождая Литву, прокладывали себе путь к границам Восточной Пруссии. Значит, Рудель прибыл в Восточную Пруссию в те же дни, что и разведгруппа «Джек». Быть может, именно Рудель или кто-либо из пилотов его эскадрильи вылетел на перехват самолета, в котором летела Аня и ее друзья. 27 июля разведгруппа приземлилась в каких-нибудь сорока пяти километрах от инстербургского аэродрома, а 5 августа вышла к Инстербургу. Наверное, не раз провожала Аня глазами пикировщик Ю-87, пролетающий над залитыми солнцем соснами. Она не могла знать, что самолет пилотирует тот гитлеровский ас, которому она стирала белье в Сеще и который чудом избежал гибели от взрывавшихся под облаками партизанских мин-магниток.

Но вернемся к записям Руделя.

«Разгар лета на чудесной восточнопрусской земле. Неужели эта земля станет полем сражений? Это на четвертый год войны! Как много немецкой крови уже обагрило эту землю! Наша жертва не должна быть напрасной! С этими переполняющими нас думами мы летим к нашим объектам — к северу от Мемеля или под Шяуляй, под Сувалки или Августово. И на обратном пути те же мысли терзают нас. Мы опять там, где начинали в сорок первом. Отсюда начинался поход на Восток. Неужели памятник в Танненберге приобретает новый смысл?» — Этот памятник Гинденбургу, разгромившему армию русского царя под Танненбергом, взорвут сами немцы, удирая из Восточной Пруссии! — «На самолетах нашей эскадрильи красуется эмблема германского рыцарства». (Рудель имеет в виду черный мальтийский крест — эмблему люфтваффе.) «Никогда прежде она не значила для нас так много!»

«Ожесточенные бои под Вилкавишкисом, — пишет далее Рудель, — город переходит из рук в руки. На нашем участке Советы наступают из Литвы, стараясь отрезать наши армии в Эстонии и Латвии. Поэтому у нас в воздухе постоянно много работы. Советы хорошо информированы о силе нашей обороны как на земле, так и в воздухе…»

Мог ли думать Ганс Рудель, что те же руки, что стирали ему в Сеще белье, писали разведсводки и проносили на сещинский аэродром мины, те же руки выстукивают на телеграфном ключе радиограммы сначала под Инстербургом, а потом и под Летцеиом, информируя командование советских войск о тайнах гитлеровской обороны в Восточной Пруссии?!