Лебединая песня

Есть у Целикова последнее средство. Вытащить пулю из патрона, насыпать пороху из пули на тыльную сторону левой ладони. Хватит клевать носом! Правой рукой Иван зажигает одну из последних спичек в коробке. Ярко вспыхивает порох, вмиг глубоко прожигая кожу. Нет, никто не увидит огня, Ваня хорошо замаскировал вспышку. Едва не закричав от боли, трясет он опаленной рукой. Зато и сон как рукой сняло…

Густеют ранние ноябрьские сумерки. Командир всегда просыпается первым — с темнотой надо сниматься с дневки и всю ночь топать на юг.

— Подъем! — шепчет, не поднимая головы, Толя Моржин. Он толкает локтем Мельникова. — Хватит дрыхнуть! Оглохли, что ли? Ауфштейн! Кому говорят?

Неимоверно сладки эти последние минуты сна. Ваня Мельников натягивает на голову тонкий «семисезон». А когда сам был командиром, тоже первым просыпался и других будил…

Он хочет привстать и не может. Ну точно пьяный. Сонная одурь сковывает язык, заклеивает глаза.

— На заре ты ее не буди! — вдруг громко, чересчур громко произносит Зина и, зевая, садится. — Дети, в школу собирайтесь! Петушок пропел давно!..

Промозглая темень. Валит снег. Спать, спать…

— Эй вы, сони! Хотите я вас сейчас расшевелю? Вот включу Москву, последние известия…

— Не смей, Зинка! — словно из-под земли, доносится голос Ани, которая укуталась с головой. — Батареи совсем сели!

Моржин встал, накинул ремень автомата на шею.

…В ту ночь они прошли пятнадцать километров. Шли, а в темном урочище дико и жутко хохотала какая-то ночная птица и выли волки. Над головой шептались о чем-то старые мудрые сосны, пережившие и двух кайзеров, и разгром армии Самсонова, и революцию в Германии. Этим соснам, десятилетиями поднимавшимся ввысь, к солнцу, суждено было пережить и Гитлера, и крах вермахта, и многое-многое другое…

Подобно воспоминанию о тяжком кошмаре, врезается в память разведчиков ненароком увиденная в глухом лесу картина. Картина, которую не сотворила бы и мрачная фантазия немецкого сказочника Гофмана.

В лесу слышатся крики, хлесткие, как пистолетные выстрелы, удары бичей. Разведчики осторожно подбираются к обочине большой поляны. Сначала они видят только чадный дым, клубящийся на поляне и смешивающийся с седыми космами утреннего тумана. В дыму появляются и пропадают призрачные фигуры множества людей. Многие из них надрывно кашляют. Потом ветер относит дым в сторону, чуть не во всю поляну разгорается огромный костер, и потрясенные ребята из разведгруппы смотрят и не верят глазам своим. Худые, как скелеты, люди в полосатой сине-белой одежде «каретников» — узников гитлеровского концлагеря — заняты страшным делом. Орудуя ломами и лопатами, они выкапывают из громадной могилы разложившиеся серые трупы давно похороненных людей в таких же, как и они, арестантских костюмах. Другая группа «кацетников» перетаскивает трупы к длинным и высоким штабелям — ужасным штабелям из трупов и дров, из трупов и дров. Третья группа укладывает трупы сверху, а затем обливает мертвецов бензином и поджигает. Подгоняя «каретников», поляну окружает свора орущих черномундирных эсэсовцев.

— Совсем взбесились, гады, — шепчет Ваня Мельников, отползая. — Дело ясное: хотят уничтожить следы своих преступлений. Запомните это место, ребята!

…Позади — пятьсот километров, пройденных «Джеком» по прусской земле. Это если считать по прямой, но разведчик не ходит по прямой, путь его подобен спутанному серпантину.

После Ангербурга «Джек» пять раз переходил через «железки», а сколько позади осталось шоссеек, никто и не упомнит… В памяти Ани часто всплывает все одна и та же фраза из «Крестоносцев»: «Если держать путь все время на юг, отклоняясь немного на запад, то непременно доберешься до Мазовии, а там все будет хорошо…»

И вот — последняя немецкая железная дорога. Перегон Пуппен — Рудшанки западнее города Иоганнесбурга, километрах в пятнадцати от польской границы. Бредет пятерка шатающихся серых теней. Кажется, будто все нервы и мышцы тела омертвели, только в сердце еще тлеет огонек жизни. А впереди — решающий бросок. Моржин тревожно оглядывается на едва переставляющих ноги товарищей. Надо отогнать коварную сонливость, тяжкое оцепенение, гибельную апатию. Он разрешает съесть галеты из неприкосновенного запаса. Надо собрать в кулак последние силы, всю ярость, накипевшую на душе за эти немыслимо долгие недели и месяцы в Восточной Пруссии.

При броске через дорогу группа попадает под шквальный огонь жандармов-охранников. Разведчиков спасает густой туман. Немцы преследуют «Джека» всю ночь и весь последующий день… Громыхают грузовики с колючей проволокой в кузове… В свинцовой пурге бесследно исчезает еще один член группы — Ваня Целиков, Иван Белый, комсомолец, тракторист из деревни Климовка, что на Гомельщине, ставший искусным разведчиком-следопытом…

Из письма Ивана Андреевича Целикова автору этой книги от 20 июня 1966 года: