Лебединая песня. Любовь покоится в крови

— Вы правы, сэр. В результате получается вот что. — Стэгг сложил ладони и начал постукивать ими по коленям. — Итак, убийство Сомерса: его могли совершить Матисон, Филпотс, Этеридж или Уэллс. Убийство Лава: такая возможность была у Гэлбрейта, Этериджа или Уэллса. Убийство миссис Блай: похоже, Этеридж сделать этого не мог. Сложим все вместе, и у нас останутся Этеридж и Уэллс. А поскольку у Уэллса нет алиби по миссис Блай, получается, он и есть наш злодей… Правда, тут возникает одна проблема: мы не можем знать наверняка, что все три убийства совершил один и тот же человек.

— Не один и тот же, — промолвил Фен. — Здесь замешаны по меньшей мере двое. Кстати, суперинтендант, убийств было четыре, а не три.

— Четыре, сэр?

— Четвертая жертва — Брэнда Бойс.

— Что?

— К сожалению, у меня нет оснований сомневаться, что эта девушка мертва.

Наступило долгое молчание. На крикетном поле снова раздались аплодисменты, и где-то неподалеку стали насвистывать вальс из «Веселой вдовы». Стэгг прокрутил в голове светскую любезность Этериджа, крепкого, но неуклюжего Матисона, ядовитую враждебность Филпотса. Все это ему не нравилось. Человек по натуре сдержанный, но не бесчувственный, он сознавал, что Фен намного глубже проник в суть этого дела, чем он сам. Наверное, он мог бы официально потребовать от профессора, чтобы тот озвучил свою версию, но ему не хотелось прибегать к подобным методам, — тем более что это вряд ли сработало бы с таким человеком как Фен.

«Ясно, — подумал он, — что я провалил свою работу. Все слишком запутано. Сложно».

Фен догадался, о чем он думает, и в нем проснулась совесть.

— Послушайте, суперинтендант, — сказал он, — думаю, вы понимаете, что у меня сложилась четкая картина насчет всей этой истории. И я надеюсь, вы не обидитесь, если я добавлю, что у вас такой картины нет.

— Да, сэр, признаю, — вздохнул Стэгг. — Я действительно ничего не понимаю в том, что происходит, и не вижу смысла скрывать это. Я полностью в ваших руках.

Фен нахмурился, разглядывая свои ногти.

— Проблема вот в чем, — произнес он. — Я уверен, что знаю все ответы на интересующие нас вопросы, но у меня нет веских доказательств. Дело кажется простым, но оно вполне может развалиться в суде. Как известно, за одно преступление два раза не судят. Но я предлагаю вот что: дайте мне времени до полуночи, и если мне не удастся отыскать требуемые доказательства, я расскажу вам все, что знаю сам.

— Согласен, сэр. Желаю удачи.

— Какие у вас планы на сегодня? Где мне вас найти?

— Для начала я съезжу в Кэстривенфорд и возьму ордера на обыск. Надо прочесать квартиры Уэллса, Филпотса, Матисона и Этериджа. Манускрипт, оружие и все такое. Скорее всего, преступник к этому готов, но мы сделаем, что можем. В любом случае я оставлю в участке информацию, чтобы меня нашли, если я вам понадоблюсь.

Фен торопливо поднялся и проговорил:

— Тогда вперед! На вечеринке в саду будет много подозреваемых, поэтому я отправлюсь туда. Потом расскажу, как все прошло.

Стэгг улыбнулся:

— Удачной охоты, сэр.

Фен вышел через школьные ворота и направился в Снэгсхилл. Это был зажиточный район с тихими улочками, красивыми домами и уютными лужайками — приятное место, где обычно селились пожилые люди, и обстановка свидетельствовала о респектабельности его обитателей. Но сегодня здесь было оживленнее, чем обычно. По главной улице взад-вперед сновали родители и ученики, приветствовавшие Фена с почтением, а те, кто присутствовал на вручении наград, — и с искренним теплом. В другое время это польстило бы его тщеславию — потому что Фен был человек тщеславный, хотя и любил подшучивать над этим свойством, — но сейчас просто машинально отвечал на приветствия. Фен был слишком занят собственными планами, чтобы думать о чем-нибудь другом.

Конечно, он был прав, заявив Стэггу, что дело пока сырое и его рано передавать в суд. Все его рассуждения о рукописях Шекспира, пока они ничем не подтверждены, будут подняты на смех любым опытным экспертом. Сломанные часы Сомерса и записку Лава можно истолковать совсем иначе. Но в целом решение казалось ему очевидным: он просто не мог представить ничего другого.

Убийца уже совершил две грубые ошибки. Вероятно, его можно подтолкнуть и к третьей. Дело облегчалось тем, что преступник не имел представления о том, как далеко продвинулось расследование. Фен размышлял над одной идеей, которая крутилась у него в голове с тех пор, как Стэгг рассказал ему про алиби. Видимо, это не самая хитрая ловушка, но у него нет времени придумывать что-нибудь иное, а человек нервный и мнительный может легко попасться в нее. Не выйдет — значит, не выйдет; все равно положение не станет хуже, чем теперь, а преступника в любом случае надо заставить как-то действовать.

Проблема заключалась в том, что для плана требовался исполнитель: человек, способный разыграть сцену и имевший склонность к актерскому искусству.