Лебединая песня мамонта

– Здравствуйте, Елена! Ирина! Марина! – Бордовский проворно развернулся, склонился, поочередно поцеловал всем ручки – мы даже не успели их расцепить, так и стояли, как строенные кресла в каком‑нибудь глубоко провинциальном Доме культуры. – Прекрасно выглядите…

Кажется, комплимент был адресован персонально Марине, ручку которой галантный Зайка задержал в своей лапке. Но Ирка самоуверенно ответила за всех:

– Как всегда! – и задрала голову, осматривая внушительный фасад дворца. – А у вас тут симпатичное местечко!

– Прошу, прошу. – Бордовский всем телом налег на тяжелую дверь.

Марина незаметно протянула руку поверх его плеча, толкнула – дверь и открылась.

Мы с Иркой переглянулись.

– Смотри-ка, спелись уже! – одобрительно шепнула мне подруга.

– Добро пожаловать в нашу скромную обитель! – Бордовский открыл вторую дверь и пропустил нас в вестибюль.

– Так, посмотрим! – Я огляделась и наскоро провела ревизию в соответствии с описью интерьерных красот в интернете. – Восемь колонн и восемнадцать пилястров из серого гранита, увенчанных белыми лепными капителями?

– Раз, два, три… – Ирка потыкала указательным пальцем в воздух, пересчитывая названные объекты, и подтвердила: – Есть!

– Парадная лестница из мрамора, обрамленная чередой зеркал?

– Лестница тоже есть, а вот череды зеркал не наблюдаю.

– Осталось только два, их перенесли вниз, в глубину гардеробов, – подсказал Бордовский.

Ирка посмотрела на него очень недовольно – как будто он лично разбазарил старинные зеркала и похоронил то немногое, что осталось от их череды, в какой‑то там глубине.

Я тоже сокрушенно поцокала: стада рогатых железных вешалок по обе стороны от главного входа здорово портили впечатление. Не спасали даже высокие окна с роскошным видом на Дворцовую набережную. Тем более на подоконниках рядом с ухоженными растениями в горшках стояли совершенно не декоративные пластиковые бутыли с мутной желтоватой жидкостью. Они не просто не украшали помещение, а будто предупреждали: уважаемые гости, приготовьтесь к разительным контрастам!

– Нам на второй этаж, – не то подсказал, не то поторопил Бордовский.

Я снова глянула на лестницу, в направлении которой нас мягко подталкивали, и мимолетно удивилась:

– Ни охранника, ни даже консьержки?

– Понятно, почему не уцелела череда зеркал, – осуждающе шепнула мне на ухо подруга. – Поперли отсюда все, что не приколочено!

– У нас вахтеры. – Бордовский мимоходом указал на незаметную будочку слева от лестницы. – Но сегодня же выходной…

– Чудесно, мы будем одни! – улыбнулась Марина.

Я было подумала, что ее радует перспектива тет-а-тета с археологом – мы с Иркой не в счет, можем деликатно скрыться с глаз, хотя бы вот за гранитными колоннами спрятаться, – но тут Марина договорила:

– И не намотаем на ноги обрывки чужих биополей.

– Полы у нас чистые, их моют каждый день, – успокоил ее Бордовский.

По парадной мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж, проследовали мимо пары кабинетов (в двери ценного дерева были беспощадно вбиты таблички «Бухгалтерия» и «Касса») и вошли в помещение, которое я узнала:

– Это же Дубовая столовая!

– Теперь Дубовый зал, – подсказал Бордовский.

«Головы у вас дубовые, а не зал!» – захотелось бросить мне.

На старинных – начала девятнадцатого века – фотографиях в интернете Дубовая столовая выглядела роскошно. Она бы и сейчас прекрасно смотрелась, поскольку хрустальная люстра, высокий камин с отделкой из резного дуба и стены, затянутые цветной тисненой кожей, как будто не изменились. Увы, кому‑то хватило ума заполнить помещение рядами сбитых вместе кресел, обтянутых дерматином, и вот они‑то выглядели по-сиротски жалко. Как дешевые куцые занавески на окнах и безобразно истертый паркет.

Ведомые Геннадием Леонидовичем, мы по стеночке прошли в дальний конец Дубово-дерматинового зала и, не дойдя до возвышающейся там облупившейся фанерной трибуны, свернули налево и оказались перед очередной массивной дверью с табличкой «Отдел палеонтологии».

– Прошу к нашему шалашу! – пошутил Бордовский и распахнул перед нами дверь.

– Мама мия! – выдохнула Ирка, переступив порог и остановившись.

Я вошла за ней и снова, как недавно у канала с выдрой, сделала козырек из ладони, только приставила его не выше глаз, а ниже. В поле зрения осталась верхняя часть стен, отделенная от расписного потолка вереницей беленьких лепных ангелочков – картинка красивая, как из учебника «Интерьерный дизайн дворцов XIX века».

На то, что ниже, смотреть не хотелось. Помещение было плотно заставлено жутчайшего вида столами-конторками – облезлыми и дико захламленными.

– Рабочие места наших сотрудников, – извиняющимся тоном объяснил Геннадий Леонидович, от которого не ускользнули мои попытки отделить прекрасное от ужасного. – Они, конечно, интерьер не украшают, но такова реальность.