Лебединое озеро Ихтиандра

— Ты ходила по рынку. Пошла за собакой и через черный ход к рядам выбралась. Преследователь не удивится, женщина решила всего купить для шашлык-машлык. Тут дешево. Иди к машине медленно, на тебя мальчишки налетят, маленькие, пакет отнимут, куртку сдернут. Воруют на рынке. Что жених подумает? «О! Не повезло! Ее обокрали! Надо новый «жучок» ей приладить». Будь осторожна. Хитрей лисы. Понадоблюсь — приходи. Ибрагим всегда тут. На месте. Сплю в задней комнате.

— Спасибо, — протянула я. — Но почему ты решил мне помочь?

Он погладил Афину.

— Собак люблю. Здорово ты полы трешь. Ты мне просто понравилась, как женщина мужчине. Красивая. Врага в чеченце не увидела, пол мыла.

— Дался тебе этот пол! — укоризненно протянула я. — Девяносто девять человек из ста попросят у тебя в такой ситуации швабру.

— Нет, — не согласился Ибрагим, — я шашлычник. Ты москвичка. Я черный, ты белая. Между булошником и молошником пропасть. Это шутка такая, про пропасть.

— Не пори чушь, — устало сказала я. — Мы оба люди. Разница только в том, что я женщина, а ты мужчина.

— Пойдешь со мной в кино? Познакомишь с друзьями? — прищурился Ибрагим. — Скажешь: это чечен, мой приятель?

Я встала и взяла пакет.

— Не люблю кино, и до воскресенья я должна прятаться, но на следующей неделе с удовольствием схожу с тобой в театр, или в цирк, или на концерт. Кстати, моя подруга Оксана хирург, и ей по барабану, кто лежит на операционном столе: чукча, китаец, эфиоп, краснокожий индеец или житель планеты Ку. Главное, может она спасти ему жизнь или нет. Я благодарна тебе за помощь.

Ибрагим указал на занавеску:

— Иди, там кухня, между холодильниками дверь. Очутишься у фруктовых рядов, двигайся к центральным воротам, только медленно.

Я кивнула, поманила Фину, дошла до створки и обернулась:

— Кто ты?

— Ибрагим, — удивился шашлычник. — Кафе держу, а? Забыла, а? Женщина? Память короткая, а? Как у девушки?

— Ты жаришь хороший шашлык-машлык, — вздохнула я. — Жаль, сейчас нельзя поесть.

— Поставщик, а, — махнул рукой кавказец, — подвел, а? Где мой мясо, а? Мерзавец, а! Приходи потом, а?

Я посмотрела на Ибрагима.

— Уже ухожу. Спасибо за помощь, хочу в ответ дать тебе совет. Ты имеешь ярко выраженную восточную внешность, я уверена, что замечательно владеешь языком предков и, похоже, приехал в Москву издалека. Грозный, Владикавказ, откуда-то оттуда, так?

Ибрагим молча кивнул, а я улыбнулась.

— Будь осторожен. Иногда мелочь способна разрушить большую игру. Пару минут назад ты произнес фразу: «Между булошником и молошником пропасть». Понимаешь, звук «ш» в этих словах произносят лишь коренные москвичи, это выходит из употребления. Сейчас на слуху больше: «булоЧник» и «молоЧник». Вот моя бабушка, чьи родители родились в Москве, до конца своих дней говорила «булошник», а я повторяю за ней — привыкла с детства. Приезжий с Кавказа не владеет старомосковским произношением. И самое последнее. Поговорка «Между булошником и молошником пропасть» тоже свидетельствует о московском детстве и о том, что жил ты где-то в центре. Сейчас объясню. На улице Мясницкой — в советское время она носила имя Кирова — был хлебный магазин, очень популярный, там пекли лучшие в столице булочки с корицей, а через переулок находился молочный, в нем делали коктейль — редкое лакомство для тех лет. Так вот, в начале тридцатых переулок почему-то провалился. Получилась глубокая яма, и москвичи стали шутить: «Между булошником и молошником пропасть». Уж не знаю, правда это или нет, мне бабушка рассказывала. А тебе, наверное, историю озвучил дедушка, а? Историю помнят лишь те, чья жизнь с детства связана с Москвой, причем с центром. Такой фольклор, а? Будь осторожен. Человек, который готовит шашлык-машлык, не должен вспоминать про булошника и молошник!

Я помахала Ибрагиму рукой и вошла в крохотное помещение с мойкой и плитой.

На площадку у центрального входа в кафе я проковыляла с самым озабоченным видом. Опираться на костыли и одновременно нести пусть даже легкий пакет с булочками и укропом оказалось не так просто, и я еще раз от всей души посочувствовала тем, кому приходится ежедневно пользоваться подпорками. Я-то через неделю, минимум дней десять, забуду про вывихнутую ногу, а кто-то постоянно вынужден ходить на костылях.

Афина спокойно шла рядом, она вновь превратилась в апатичную собаку-пофигистку.

Дойдя до середины площадки, я громко сказала:

— Ну и цены! Три зеленые былинки и две булки! Ерунду купила, а кучу денег потратила…

Договорить мне не удалось. Сильная рука толкнула меня в спину. Я ожидала нападения, но не предполагала, что оно будет совершено с такой жестокостью. Здоровая нога подогнулась, больная коснулась земли, я заорала и упала носом прямо в небольшую лужу.

Кто-то сдернул с меня куртку.

— Ироды! Хады! На инвалида напали! — завизжал женский голос. — Халя! Халя!

— Шо? — донеслось из глубины темно-зеленой палатки.

— Крикни Мустафу! На рынке хамят! Халя!

— Ща! — раздалось в ответ. — Мустафа! Штоб тэбэ повылазило! Хдэ кендюком трясешь, Мустафа! Пиды до мэнэ!