Меня охватил великий страх перед собственным моим другом, усилившийся еще больше, когда с ним приятельски поздоровался какой-то большой черный пудель, после чего оба они, посматривая на меня своими огненными глазами, начали тихо разговаривать между собою.
Прижав уши к голове, я стал в сторонке, как вдруг черный пудель побежал прочь, а Понто опять подскочил ко мне и воскликнул:
– Ну, пойдем же, любезнейший!
– Боже мой, – воскликнул я, – что это за солидный господин разговаривал с тобой? Он так же искушен в светском образовании, как и ты?
– Мне кажется даже, – возразил Понто, – что ты испугался моего добрейшего дядюшки – пуделя Скарамуша? Эх, братец, хоть ты и кот, а точно заяц.
– Но почему же, – спросил я, – твой дядя кидал на меня такие огненные взгляды, и о чем он шептался с тобой так таинственно, так подозрительно?
– Не могу не признаться тебе, добрейший Мурр, – отвечал Понто, – что мой дядя, находясь в преклонном возрасте, порядочный брюзга и держится закоренелых предрассудков, как это вообще свойственно людям старым. Он удивился тому, что мы – вместе, так как различие ранга воспрещает нам всякое сближение подобного рода. Я удостоверил его, что ты – юноша чрезвычайно образованный, нрава весьма приятного, и что по временам ты развлекаешь меня. После этого он сказал, что я могу время от времени беседовать с тобой наедине, только я не должен водить тебя с собой в Пудель-ассамблею, потому что ты никогда не можешь сделаться правоспособным или, вернее сказать, ассамблееспособным уже по той одной причине, что у тебя слишком короткие уши, явно свидетельствующие твое низкое происхождение и презираемые порядочными длинноухими пуделями. Я обещал последовать его совету.
Если бы я знал тогда что-нибудь о великом моем предке, Коте в сапогах, который достиг высоких ступеней и почестей, и был закадычным другом короля Готлиба, я легко мог бы доказать моему другу Понто, что всякая Пудель-ассамблея должна быть польщена причастием к ней отпрыска славной фамилии; но, еще не выйдя из темной неизвестности, я должен был терпеть мнимое превосходство надо мной Скарамуша и Понто.
Мы продолжали идти вперед. Как раз перед нами шел какой-то молодой человек, который вдруг с громким, радостным возгласом отступил на шаг назад так быстро, что, не отпрыгни я в сторону, я неизбежно получил бы тяжкое увечье. Точно с таким же радостным возгласом к нему устремился другой молодой человек, который шел навстречу. Оба крепко обнялись, как два друга, давно не видевшиеся, прошли некоторое пространство перед нами, взяв друг друга под руку, потом остановились и расстались так же нежно, как встретились. Тот молодой человек, который был перед нами, долго смотрел вслед ушедшему другу, потом быстро шмыгнул в один из ближайших домов. Понто остановился, я тоже. Во втором этаже дома, куда вошел молодой человек, раскрылось окно, из него выглянула красивая девушка, сзади нее стоял молодой человек, и оба они громко смеялись, смотря вслед другу, который удалялся. Понто посмотрел вверх и пробормотал что-то сквозь зубы, чего я не понял.
– Почему ты медлишь здесь, милый Понто? – спросил я. – Разве мы не пойдем дальше?
Понто, однако же, постоял несколько минут, не отвечая на мой вопрос, потом покачал головой и безмолвно продолжал путь. Когда мы достигли красивой площади, усаженной деревьями и украшенной статуями, Понто проговорил:
– Подождем здесь немножко, милый Мурр. Знаешь, у меня просто из головы не выходят те два молодых человека, которые так нежно обнялись на улице. Это такие же друзья, как Дамон и Пилад.
– Дамон и Питиас, – поправил я, – Пилад был другом Ореста, которого он в шлафроке относил в постель и отпаивал ромашкой, когда фурии и демоны чересчур жестоко обходились с беднягой. Сразу видно, любезный Понто, что в истории ты не очень силен.