– Ты, братец, – возразил с гордой улыбкой Понто, – говоришь сообразно со своим крайним разумением или, вернее, сообразно с крайней своей неопытностью в сфере высших житейских отношений. Ты не знаешь совсем, что это значит – быть любимцем такого галантерейного, образованного человека, как барон Альцибиад фон Випп. А что я сделался его любимцем после того, как представил доказательства своей разумности и услужливости, я повторяю об этом не впервые. Узнай же, мой вольнолюбивый кот, как хорошо, как славно мне теперь живется. Я сделаю краткое описание нашего времяпрепровождения. Утром мы (я и мой господин) встаем не очень рано, не очень поздно, а именно ровно в одиннадцать часов. Не премину сообщить тебе, что моя широкая мягкая постель находится недалеко от кровати барона. Мы оба во время сна храпим так гармонически-согласно, что при внезапном пробуждении немыслимо решить, кто именно храпел. Проснувшись, барон звонит в колокольчик, немедленно появляется камердинер и подает барону стакан дымящегося шоколада, а мне чашку прекрасного сладкого кофе со сливками; мы поглощаем эти напитки с одинаковым аппетитом. После завтрака мы некоторое время посвящаем игре друг с другом, что не только приносит пользу здоровью, но и развеселяет наш дух. Когда погода стоит хорошая, барон высовывается из окна и смотрит в лорнет на прохожих. Если прохожих мало, барон предается еще одной забаве, которая имеет свойство доставлять ему неистощимое наслаждение в продолжение целых часов. Под окном, находящимся в комнате барона, вделан в землю камень, отличающийся особенным красноватым цветом, в самой его середине есть маленькая круглая дырочка. Забава заключается в том, чтобы плюнуть вниз прямо в эту дырочку. Упорным и продолжительным упражнением барон достиг такого искусства, что через два раза на третий попадал в дырочку и таким путем неоднократно выиграл пари. После этой забавы начинается третий весьма важный момент – одевание, искусное причесывание и завивка волос, и, что главное, необычайно причудливое завязывание галстука – операция, которую барон производит собственноручно, без всякой помощи камердинера. Так как эти сложные занятия поглощают много времени, Фридрих пользуется досугом, для того чтобы принарядить меня: губкой, обмакнутой в теплую воду, он моет мой мех, расчесывает длинные волосы, оставленные парикмахером в надлежащих местах, и надевает на меня серебряный ошейник, преподнесенный мне в подарок бароном немедленно после того, как я обнаружил свои таланты. Следующие за сим минуты посвящаются литературе и изящным искусствам. Именно: мы отправляемся в ресторан или в кофейню, едим бифштекс, выпиваем стаканчик мадеры и заглядываем в кое-какие новейшие журналы и газеты. Потом начинаются предобеденные визиты. Мы посещаем ту или другую знаменитую актрису, певицу, иногда танцовщицу, дабы сообщить ей новости дня, и в особенности события, связанные с каким-нибудь вчерашним дебютом. Барон Альцибиад фон Випп удивительно умеет рассказывать: дамы всегда, слушая его, находятся в самом прекрасном расположении духа. Никогда, по его словам, не удается сопернице или соревновательнице получить даже часть тех рукоплесканий и восторгов, которые выпадают на долю увенчанной знаменитости. Беднягу освистали, осмеяли… Если же триумф был несомненен и о нем никак нельзя умолчать, барон умеет пустить в ход какую-нибудь скандалезную сплетню, которую все с жадностью выслушивают, стараясь, чтобы яд злостных толков убил цветы букетов и венков. Более солидные визиты, к княгине А., к баронессе В., к жене посланника С., наполняют все остальное время до 4 часов: сделав все дела, барон, успокоенный, садится в этот час за стол. По большей части обед происходит опять в ресторане. После обеда мы пьем кофе, играем на биллиарде, если погода благоприятная, совершаем прогулку, я всегда пешком, барон иногда на лошади. Глядишь, наступает вечер, близится час, когда нужно идти в театр, которым барон никогда не манкирует. Должно быть, он там играет чрезвычайно большую роль, ибо не только извещает публику о всяческих закулисных подробностях и вновь выступающих артистах, но, кроме того, руководит похвалами и порицаниями, чувствуя непобедимую склонность к такому занятию. Так как самым образованным господам моей породы, в силу какой-то возмутительной несправедливости, воспрещен вход в театр, промежуток времени, когда происходят сценические представления, является единственным досугом, принадлежащим мне безраздельно и разлучающим меня с возлюбленным бароном. Впоследствии я расскажу тебе, добрейший Мурр, как я пользуюсь этим досугом для установления прочных связей с борзыми собаками, с английскими понтерами, с мопсами и с другими знатными особами. По окончании спектакля мы опять отправляемся в ресторан ужинать. Барон вместе с веселой компанией друзей предается самому беззаботному времяпрепровождению: все говорят, все хохочут, находят все восхитительным, и в то же время никто не знает, что говорит, над чем хохочет, что собственно находит восхитительным. Но в этом-то и заключается соль разговора, его пикантность, специфическая черта таких элегантных людей, как мой хозяин. Нередко поздней ночью барон отправляется в тот или другой знакомый дом, где, должно быть, всегда бывает чертовски весело. Об этом, впрочем, я ничего не знаю, потому что барон во время таких визитов никогда не берет меня с собой, имея, быть может, к тому самые солидные основания.