Вокруг него со всех сторон оглушающе визжали наручи: его люди держали оборону против граждан Альбиона и странных гвардейцев, которые решили что битва их касается. В этой крысиной норе, похожей на хаббл было тысячи альбионцев и битва в храме, выдалась короткой, но насыщенной. Его отряд уменьшился до почти трехсот пятидесяти человек.
Потерь могло быть больше пока они пробивались через лесопильный квартал, но скорость и внезапность позволили их минимизировать. Хоть они численно и уступали местным жителям, его люди были организованы и действовали слаженно, не сбиваясь в беспорядочное стадо. Самая сложная и опасная часть миссии — ожидание — закончилась. Теперь оставалась честная, без затей драка, в которой не было равных его пехотинцам.
Он стоял посреди торговой улицы, стараясь не замечать существо, носящее имя, Кэвендиш и её ручного монстра. Сарк маячил рядом с ней, как и всегда, безмолвной и постоянной угрозой. Воинорожденный был ранен и истекал кровью, но двигался, словно не замечая, что его предплечья и брюхо выглядят словно нашинкованное кровоточащее мясо под остатками одежды. Женщина держала книгу, единственную, что они вынесли из Великой Библиотеки, открытую на начале, её палец скользил по страницам, а глаза бегали по строчкам; она вела себя так, будто стояла в читальном зале, а не в гуще битвы среди криков раненых и умирающих.
— Сержант, — позвал он. — Долго еще?
— Устанавливаем запалы, сэр, — ответил Сирьяко.
Эспира кивнул и продолжил очищать клинок, умом понимая, что крови на нём уже не осталось. Это занятие просто давало ему передышку, перед тем как он решится отдать следующий приказ.
К тому же, он предпочитал держать оружие в руках, когда Кэвендиш и Сарк были рядом.
Труп юноши, который наткнулся на Эспиру и застал его врасплох, вероятно, ученик плотника, лежал в одной из ближайших лавчонок. Мальчику было не больше четырнадцати лет, скорее всего меньше. Чистейшая случайность, что он вскочил со своего тюфяка на полу за прилавком именно в тот момент, когда мимо в темноте проходил Эспира. Потом были только рефлексы и булькающий хрип, который, Эспира знал, он не сможет стереть из памяти. Теперь тело мальчика, засыпанное опилками, ожидало огня, который пожрёт внутренности самой оживленной экономики в Шпиле Альбион.
Заряды устанавливались в маленькие бочонки, забитые опилками, оставшимися от дробилок, плотников и резчиков по дереву, которые работали в этом квартале хаббла Лэндинг. Это были не стандартные бочонки с подрывным порохом, а зажигательные — адская смесь мазута, пороха и клейкой массы, которая взрывалась и липла ко всему, чего касалось, яростно горя. Чаще всего такие использовались для стрельбы по дирижаблям при тесном контакте и Эспира собственными глазами видел их пугающую разрушительную эффективность.
— Как считаете, сержант? — спросил он. — Инженеры правильно всё сделали?
— Солнце вот-вот встанет, — кивнул Сирьяко. — Разогреет восточную сторону башни, воздух двинется и направит огонь, как по дымоходу, только боком. Как только загорятся эти опоры, второй уровень рухнет. Альбионцы будут слишком заняты чтобы обращать на нас внимание. Тут подбежал капрал и коротко переговорил с Сирьяко.
— Майор, — передал его слова сержант, — заряды установлены, запалы будут готовы через шестьдесят секунд.
Эспира постарался не думать о мужчинах, женщинах и детях, которых он собирался предать смерти огнем и угарным газом. Эта область была сердцем экономики Лэндинга, важной военной мишенью и нельзя было обвинять Шпиль Аврора в том, что альбионцы проигнорировали мудрость Великих Строителей в отношении строительства из легковоспламеняющихся материалов в пределах хаббла.
Эспира оглядел деревянные здания, деревянные пешеходные настилы, опоры и балки из дерева, кричащие о роскоши, недоступной даже десятку вместе взятых хабблов его родного Шпиля. Их жадность и тщеславие были их слабостью и станут их погибелью. Он просто высекал искру.
— Прикажите людям, чтобы они собирались и начинали выходить поотрядно, — сказал он сержанту. — Продвигайтесь вперед и расчищайте дорогу, обычный боевой строй.
Сирьяко знал, что делать. Он кивнул и начал выкрикивать приказы, едва Эспира закончил, а затем отошел, чтобы проследить за отходом. Послышались взрывы, слабые и разрозненные, когда пехотинцы начали бросать керамические гранаты, заполненные порохом и серным порошком, чтобы скрыть отступление неприятными осколками и облаками густого, удушливого дыма.
— Мадам Кэвендиш, — сказал Эспира, придав голосу спокойный и вежливый тон. — Прошу меня извинить.
Её взгляд, полный холодной ярости, оторвался от книги, один глаз судорожно дёргался. Она стояла неподвижно, явно сдерживая боль, судя по выступившей слезе и небольшому пятну крови на лифе платья, предположительно от раны, полученной, когда они с Сарком остались позади, чтобы разобраться с группой напавших альбионцев.
Эспира сглотнул комок в горле, но сохранил нейтральное и вежливое выражение на лице.