Читаем Лебон (СИ) полностью

И точка. Там, где уже не может быть запятой. Потому что Кихен всегда был мастером сбегать от действительности и прятаться в иллюзиях, которые он так умело возводил. На каждое слово Хосока, двадцать четыре на семь оборачивающееся холодным отчужденным молчанием, на каждый взгляд, даже если тот задевал лишь вскользь, проходя мимо к другому адресату, на каждое случайное прикосновение, прошедшееся разрядами по двести двадцать, на всё была своя иллюзия, послойно обжигающая вспышками хрупкую сетчатку поверх настоящего.

Ю с упорством профессионала научился видеть то, чего нет, но лишенный источника он вдруг оказался не способен сохранять даже мнимый баланс, который погнутыми весами обрушил под себя все его барьеры и заслонки — Хосок к нему больше не вернется. Осознание бьет аккурат под затылок, метким ударом заставляя расчерченное фантазиями полотно внутри вспениться, зашипеть, разъедаемое бордовыми всполохами крови, и вспыхнуть. Всего несколько секунд, и оно осыпается серым грязным пеплом, стирая все свои границы без разделения. Кихен превращается в оголенное иллюзорно-настоящее отражение себя самого, и всё, что бы не легло на поверхность, – реальность, лишенная права искажаться. И в этой реальности есть Хосок, который никогда не был и не будет его. В ней есть Хенвон, не искавший места там, где его не нашлось бы для него. Власть, обманчиво шепнувшая, что Ю может сделать все, что угодно, и остаться безнаказанным. Минхек, всегда являвшийся угрозой, под каким углом не смотри. Минхек, врезавшийся в память злыми укусами-поцелуями, без подтекста, с одним лишь желанием разозлить. Минхек, полосующий яростью в глазах, и в причиняющих боль руках. Все существование Кихена теперь — Минхек.

Везде Минхек-Минхек-Минхек. Как три точки — три тире — три точки — пунктиром через любое движение, потому что Кихен, не способный любить кого-то еще, остался лишь с жалкой подачкой: сопротивляться, умоляя о спасении, но только еще сильнее путаться в собственной бесправности, где нет ни жизни, ни смерти, потому что это — наказание. И Минхек приведет его в исполнение.

Ли кончает в парня и, выйдя из него, сразу же застегивает брюки и встает с постели. Ю не двигается. Минхек смотрит на залитую кровью постель, свою рубашку и морщится. Не успевает Ли выйти за дверь, как сталкивается с Борой.

— Какого черта ты здесь делаешь?! Ты же не живешь у меня! — кричит Минхек, все еще не уняв ярость на Ю.

— Увидеть тебя хотела и проверить, о чем шепчется охрана внизу, — Бора брезгливо морщится, смотря на следы крови на рубашке парня и его руках.

Затем девушка отталкивает Минхека, пытающегося закрыть дверь, и заглядывает в комнату. Бора замирает на несколько секунд, не в силах оторвать взгляд от залитой кровью постели и парня, которого сейчас можно было узнать только по цвету волос. Девушка закрывает дверь.

— Мне кажется, ты переборщил, — дрожащим голосом произносит она.

— Не твое дело, — огрызается Ли и идет к лестнице.

— Серьезно, Ли Минхек, позови к нему врача, — уже в спину парню кричит Бора.

— Выживет. Его мысли о Хосоке оздоровят, — язвит Минхек и спускается вниз, на ходу стаскивая с себя грязную рубашку.

Май.

SHTower. Кабинет Шин Хосока.

— Я только с границ. Все под контролем. С утра с Минхеком только поцапался, везде свой нос сует. Кстати, что за новый парнишка в приемной у тебя? Борзый какой-то... — спрашивает Джухон у сидящего на диване Хосока и разливает виски.

— Ган зовут. На место Кихена. Я еще с ним переговорить должен. Каким бы уродом не был Ю Кихен, но замену ему найти реально сложно. Этого мне посоветовал один хороший знакомый, проверю, посмотрю, — отвечает Шин и принимает бокал из рук Ли.

— Сам ты как? Как у тебя дела? Держишься? — Джухон отпивает виски и морщится.

— Мне запрещено приезжать, смотреть, касаться... Мне все, блять, запрещено. Он мне сам запретил. И я не могу нарушить этот запрет, даже если буду сдыхать в этих четырех стенах, захлебываясь собственной кровью. Так что кончай спрашивать, как у меня дела, и говори только о работе, — тихо отвечает Хосок.

— Тебе надо отвлечься. Ты или работаешь, или сидишь в кабинете, уставившись в стену. Давай сходим вечером в клуб, а оттуда к Нисе заглянем, — пытается растормошить Шина Джухон.

— Ты каждый день предлагаешь одно и то же. Иди и сам развлекайся. Я не в настроении, — хмуро отвечает Хосок.

— А ты каждый день отвечаешь мне одинаково, мог бы хоть сегодня исключение сделать. Что бы не решил Хенвон, тебе этого не изменить, и ты должен будешь это принять. Насильно мил не будешь, посмотри на Минхека, в конце концов. Кихен все время убегает, его ловят, Ли его наказывает, и по новой. Это жизнь вообще? Не легче ли смириться, что вынуждая, никого полюбить не заставишь? Бесите вы меня все, — Джухон делает новый глоток из бокала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное