Приказ же № 297 меня совершенно перестал беспокоить. Моя перевязочная медсестра делала лишь КоКАВ в соответствии с прививочным календарём, который раз навсегда составлял дежурный травматолог при первичном обращении. Была, правда, пара просроченных обращений, на день или два позже. Тут уж я был неумолим – с формулировкой "курс прививок прерван самовольно" больной мгновенно выписывался. Апелляции к Олегу Владимировичу не помогали – "доктор сделал всё правильно, нужно являться вовремя". Не помогали обращения и в травмпункт, и к завтравмотделением, и в эпидотдел СЭС – везде мои действия получали полное одобрение.
Да, антирабическая служба тут была на высоте, и мне порой не верилось, что я дожил до такого дня, когда пустячный случай не станет доходить до мордобоя с дебилами в белых халатах, почему-то считающих себя моими коллегами.
Наконец-то Приказ МЗ РФ № 297 от 07.10.1997 засиял во всю свою ослепительную прозрачность!
Тут уж мне чуть не пришлось выступать в роли жертвы – в первый раз за 14 лет.
Добавлю так же, что отношения с травмпунктом у меня сложились если не хорошие, то хотя бы терпимые. Сам я там ни разу не появился, справедливо посчитав это неудобным, ибо практически все доктора, дежурившие там, были моложе меня годами, и вряд ли стоило искать их дружбы или расположения. Дежурства сам я не брал, поскольку не настолько нуждался в дополнительном заработке, не имея семьи. Мне вполне хватало на "шоколадку", т.е. на добрую бутылку 0,7 "Джим Бима" или "Джеймсона", купленную раз в три дня в "Пятёрочке", ибо я вскоре научился и тут "работать с больными" и изловчался уносить с приёма не 6, конечно, тысяч, как в Шишкино, но пару точно, поделившись, разумеется, с медсёстрами. К тому же я сдавал квартиру в кошкинском районе, сам живя бесплатно у знакомых в пустующей однокомнатной квартире, недалеко от новой работы, и мизерная зарплата амбулаторного травматолога не казалась мне столь уж мизерной.
Но и проблем взаимодействия с травмпунктом не было. В отличие от Шишкино, амбулаторный приём ими не дублировался, и в поликлинику они направляли уже только после полноценного оказания специализированной экстренной помощи. На отдельные недочёты и недоработки можно было закрыть глаза, их было мало и не "демонстративно злостных". Бывало так, что я направлял больного на госпитализацию, врач травмпункта осматривал его, и, если не находил оснований для стационирования, делал подробную запись в карте с рекомендациями и отсылал ко мне обратно. Я не мог не восхититься местной травматологической культурой и прочно привитой деонтологией. Да, что и говорить, с такими коллегами было приятно работать, и никакой изнурительной борьбы по пустячным вопросам тут не требовалось.
… Но вот настал месяц май той памятной "крымской весны", и Приказ № 297 от 07.10.1997 едва не ударил по мне бумерангом. К тому времени Олег Владимирович скоропостижно уволился, перейдя работать в частную поликлинику, замену ему найти не могли и "отмазывать" меня стало некому. К тому же он оголил и Старую поликлинику, так что мне приходилось теперь принимать и его бывших пациентов – тех, кто не хотел платить, разумеется.
Но зато начались дачи, большинство городского населения разъехалось по близлежащим районам, поэтому общее количество больных на приёме редко превышало декретированные 50 "рыл".
В какой-то из солнечных дней мая, тех дней, сияющих немеркнущим блеском Победы Советского народа в Великой Отечественной войне 1941-45 гг., был сравнительно небольшой приём. Дело спорилось, и 53 пациента мы с медсёстрами “обслужили” за 4 часа, практически закончив к 12.00. Оставался ещё добрый час рабочего времени, и мы собирались попить чая с честно заработанным тортом, когда открылась дверь кабинета и на пороге возникла очень приличная семейная пара около 35. В руках они в развёрнутом виде держали каждый по талону на приём – большие листы формата А4, выдаваемые регистратурой по предъявлению полиса ОМС. Видимых следов повреждений опорно-двигательного аппарата на них не было заметно, хотя указательные пальцы у обоих были в зелёнке.
– А-а… здравствуйте, – приятным баритоном произнёс мужчина. – Мы из Москвы, сейчас проживаем в деревне Воробьи. Проблема такая,– он чуть замялся, – нас с женой покусал кот.
Московские дачники, как выяснилось, припёрли в свой особняк в деревне Воробьи какого-то не то сфинкса, не то британца – невероятно редкую породу кота. Тот, впервые оказавшись вне 13-комнатной квартиры на Тверском бульваре, несколько ошалел от зова дикой природы и проявил нервозность, впервые в жизни нюхнув навоза и яблоневого цвета. Хозяева, как я понял, бездетные, хотели излить на питомца свою любовь и призвать к приличному поведению, но он их не понял, искусал и скрылся в неизвестном направлении.