И он настаивал, чтобы все его идеи были обсуждены. Пока продолжались эти рассуждения, мы не получили никаких результатов. Каждый день, в течение многих часов, он говорил и спорил. Его логика была замечательной, совершенно неоспоримой, и все же крайне неверной.
Его эксцентрическая фиксация имела такую высокую степень, что когда он смотрел на точку под углом в сорок пять градусов в сторону от большой C на проверочной таблице Снеллена, то видел букву такой же чёрной, как тогда, когда смотрел непосредственно на неё. Напряжение для выполнения этого действия было колоссальным, и это стало причиной появления сильнейшего астигматизма.
Но пациент не осознавал этого, и был уверен, что в этом явлении нет ничего аномального. Если он полностью видел букву, то уверял, что должен видеть её такой же чёрной, какой она и была, ведь он не был дальтоником. Наконец, он смог отвести взгляд от одной из маленьких букв на таблице и видеть её хуже, чем тогда, когда смотрел непосредственно на неё.
Чтобы достигнуть этого, потребовалось восемь или девять месяцев. Но когда это было сделано, пациент сказал, что казалось, будто его ум освободился от сильнейшей нагрузки. Он испытал замечательное чувство отдыха и расслабления всем своим телом.
Когда я попросил его вспомнить черноту c закрытыми глазами, укрытыми чёрной тканью, он сказал, что не может этого сделать. Он видел все цвета, но не чёрный, который должен видеть человек с нормальным зрением, когда зрительный нерв не подвергается воздействию света.
Однако мой пациент был заядлым футболистом в колледже, и, наконец, он обнаружил, что может помнить чёрный мяч. Я попросил его представить, что этот мяч был брошен в море и унесён течением, постепенно становясь всё меньше, но не менее чёрным.
У него получалось до того момента, пока футбольный мяч не уменьшился до размера точки в газете и полностью не исчез. Состояние расслабленности продолжалось, пока он помнил чёрное пятнышко, но поскольку он не мог помнить его все время, я предложил другой метод получения постоянного облегчения. Это должно было сделать его зрение хуже, и он был категорически против моего плана.
Он сказал:
«Боже мой, неужели моё зрение недостаточно плохое, что его надо ещё ухудшить?»
После недели споров он всё-таки согласился опробовать метод, и результат был просто замечательным. Мой пациент научился видеть два или больше огонька там, где был только один.
Напрягаясь, чтобы увидеть точку выше огонька, он все ещё пытался видеть свет так же хорошо, как видел, глядя непосредственно на него. В итоге, он смог избавиться от непроизвольного напряжения, которое было причиной его диплопии и полиопии, и его больше не беспокоили лишние изображения. Подобным образом были устранены и другие иллюзии.
Одна из последних иллюзий, которая исчезла, была его вера в то, что необходимо усилие, чтобы помнить чёрный. Его логика по этому вопросу была неоспоримой, но после многих демонстраций, он убедился, что не нужно прилагать никаких усилий. И когда он это понял, его зрение и умственное состояние сразу же улучшились.
Наконец, мой пациент стал способным прочитать 20/10 или больше, и хотя ему было больше пятидесяти пять лет, он также прочитал алмазный тип шрифта на расстоянии от шести до двадцати четырёх дюймов. Его гемералопия (куриная слепота) была ослаблена, приступы дневной слепоты прекратились, и он, наконец, смог сказать, какого цвета глаза у его жены и детей. Однажды он сказал мне:
«Доктор, я благодарен Вам за то, что Вы сделали с моим зрением. Но никакие слова не могут выразить ту благодарность, которую я испытываю за то, что Вы сделали для моего ума».
Несколько лет спустя он звонил, исполненный благодарности, потому что не было никаких ухудшений.
Из всех этих фактов мы видим, что зрительные проблемы намного более тесно связаны с проблемами образования, чем мы могли предполагать. И они ни в коем случае не могут быть решены с помощью вогнутых, выпуклых или астигматических линз.
Глава XXX. Нормальное зрение и устранение боли
у солдат и моряков
Первая мировая война закончилась, и среди миллионов храбрых мужчин, которые отдали свои жизни в жестокой схватке, были те, которые думали, что делают всё, чтобы войн больше не было. Но земля всё ещё наполнена войнами и слухами о войне, и в странах-союзниках не угас дух милитаризма.