Он садится за стол – допить кофе. И тут думает – нет, все-таки не может быть такого, чтоб Уртицкий контролировал Молдунова. Тот слишком пырхал-возмущался – «Значит, Уртицкий заступился за меня. Значит, действительно с коньячком пришел, расхвалил со всех сторон… Тому это не понравилось, но он… решил быть ко мне по-отечески мягким… Господи, какой же урод! – Костя морщится. – И теперь… а может, все переменилось после того, как я с каменным лицом сидел на семинаре? Молдунов передал Владимиру Михайловичу и…»
Тот уже говорит:
– Все ваши претензии верны, роман не берем.
И Левашов уже представляет, как звонит Уртицкому, говорит, что роман раскритиковали… а тот начинает только пугливо отнекиваться. (Как, бывает, делает, когда речь заходит об очень высокой премии):
– Нет, не знаю… вообще ничего не знаю… не могу обещать.
«Молдунов, на самом деле… очень большой, настоящий начальник? Его слово… раз он раскритиковал, Уртицкий уже очень боится… ничего не будет. И в премии не пройду, наверное…»
Боже, все эти мысли! Они же помогают раскачаться… Костя будто только открыл для себя, но на самом деле, всегда чувствует, что любые кручения помогают творить…
«Нет, я не могу, сейчас я устал, устал. Не могу ничего делать. Прокатили, не пускают, издеваются! Каторжный труд – я столько работал!!..»
«Издеваются чтоб прицепиться плетут нарочно раскритиковали! Как они могли как могли поднять руку на святое – это же и их дело тоже!» – пронзительный холод, испуг, расколотая боль в груди!
Доверчивый голос – Косте предлагают теплоту, по знакомству. И семейные отношения. Жить с Ирой, в тепле… и публикация – тоже по знакомству.
И еще ему вдруг страшно, испуганно от моментного осознания – такое открывается! Выходит, у Уртицкого с Лобовыми такие близкие отношения – даже Ире квартиру достал, бесплатно! И Лобова продвигает в журналы, выпрашивает премии – они почти родня!..……………………………………………………..
Левашов опять вскакивает – шагает, шагает по комнате:
Уртицкий, намеки, звонок Лобова… «У них такие близкие отношения – он и Лобова научил как делать мастерские намеки… чтобы у тех, кому они адресованы, никакого другого варианта не оставалось, только… – Костя идет-идет по комнате; идет-идет: – я будто скатываюсь к телефону? Склонить, склонить к кабале – они уже вынудили меня. Господи, откуда у Уртицкого такое мастерство?!» – иди-иди сюда, иди-иди – позвони Ире, все равно позвонишь – иди-иди к телефону…
«Держат меня на поводу –
Левашов встает посреди комнаты…
«Ох, Боже мой, как все это скучно и бессмысленно!! Бросить все, только работать, работать дальше… но сколько ж можно? Должна быть какая-то отдача!
Нет уж. Сейчас пришло время показать роман массам!»
Тут вдруг Костю охватывает… он уже мечется по комнате, тихо смеясь – сам себе, и кривя пальцами – опять волна смеха – сменяет злобу – «я нездоров? – со мной так всегда! Ха-ха-ха!» – смеется, беззвучно смеется! «Как это хорошо – что со мной ведут такую игру! Я лучший потому что!..» Уртицкий прохвост – а все ж таки как радостно, как это прикольно! Все эти интриги, все игры! Все потому, что я лучше всех – они это чувствуют, видят по всему……………………………………………………………………………………………………………………»
Потом он внезапно вспоминает…
«Ира же звонила Уртицкому – во время занятий в студии, звонила!»
Да, Костя прекрасно помнит этот момент – некоторое время назад. Именно когда он уже чувствовал, что его тянут-склоняют – а он пока еще «упирался» в душе, не звонил ей…