Вся эта корыстная механика, вертящаяся в мозгах… «Мне как вживили ее, насильно! Внушили, что это любовь. Для них это любовь – взаимоторговля………………………………………………………………
……………………….……………………………………………………»
…Костя садится к компьютеру… Опять вдруг страшно, испуганно от осознания – у Уртицкого с Лобовыми такие близкие отношения – даже Ире квартиру нашел, бесплатно! И Лобова продвигает в журналы, выпрашивает премии – они почти родня! Он все, все для него выпросил!..
«А для меня – одна жадность. Да, конечно, он не сделает так, чтоб мне и премию дали, и в журнале печатали. Это слишком много, «настоящий талант нужно держать на голодном пайке, а то не раскроется в полной мере». Да еще и ведь конкурс»…………
Теснит, теснит грудь некая сила, проникает в самое сердце………………………
Вот, сейчас, сделать это! Переступить через все самолюбие, боль – так просто! Назначить Ире свидание – начать отношения, она меня любит! Только переступить! Забыть обо всех интригах, унижении и…
«Значит, работать надо идти, – тотчас Костю берет за горло. – А я все время должен писать».
И эти слова Лобова…
«Еще работать идти, работать – вот если соглашусь на все на это-о-о-о-о-о! – нестерпимый тягучий вой в душе. – Тогда меня будут двигать, заступаться. Ира не согласится со мной встречаться, если я не пойду… такая же идиотка как все.
И Уртицкий и все литераторы? – с испугом и болью открывает вдруг Костя. – Неужели это может быть – они же всегда поддерживали меня!»
И еще чувствует опять, как его тянут, тянут силком. Давят.
«Бросить все? Все творчество. Все, чем живу – и тогда они будут продвигать меня!»
Или это еще… как прыгнуть с обрыва – в надежде, что тебя тут же подхватят на лету?
Он понимает, что совершенно не готов изменить свою жизнь. Совершенно.
Значит, и не надо тебя двигать, – тотчас слышит логическое заключение Уртицкого. – Значит сиди так.
И все.
Значит, и роман никуда не годится.
«А ведь я написал выдающийся роман, без скидок на молодость. Я столько к нему шел…»
«Уртицкий… И на самом деле, только предлог, предлог, чтоб прицепиться, тварь! Давят, давят на меня, твари, давят! Бездарь вонючая!»
И вспышки, опять вспышки в мозгу – сейчас голова разлетится вдребезги.
«Это все фигня! Мой роман просто так пройдет! Уртицкий уже замолвил слово – обратно уже не забирается!»
«Но ведь он сказал!
Они все в сговоре. «Если я не буду звонить Ире, она тотчас передаст об этом Уртицкому.
Она сказала сказала что мало платит за жилье. По знакомству. Они хотят чтоб я жил с ней».
«Ира, она тоже о публикации знает! Заодно, они все заодно!..
Можно начать с ней встречаться, а потом бросить. Дождаться публикации, сделать вид, что хочу жениться, потом бросить…» – кроткое, детское посверкивание в груди.
«Мне не удастся обхитрить, он сразу почует».
…И вдруг – вновь! – эта унизительная гадкая мысль, которую Левашов ненавидит в себе: «Я должен заботиться о своей литературной репутации. Думать о карьере».
Ненавидит? Но ведь он ничего не сказал маэстро в глаза, а играет, делает вид, что уважает его!
«Нет, но ведь с другой стороны это все равно свой человек, это…
У них сговор по поводу меня…» – и вновь Костя начинает посмеиваться над интригами Уртицкого и всех… как что-то завлекает его, затягивает: «Это же хорошо, это потому что я лучший. И я добьюсь всего, горы сверну! Они знают это – вот почему плетут!»
И тут звонит мобильный! Костя поднимает трубку – это с премии «Феномен»!
– Вы нам справку о себе пришлите.
– Так… – безотчетно произносит он. Внутри все неприятно, ярко затаилось. И…
– Биографию – имеется в виду.