Лед

— Вовсе нет. Лейтенант Эсперандье решил, что Эрик Ломбар должен был приземлиться где-то неподалеку, если тайно прилетал сюда из Штатов в день убийства коня. Венсан обзвонил все окрестные аэродромы: Тарб, По, Биарриц — и уже с третьего раза попал в цель. Частный борт американской авиакомпании приземлился в Биарриц — Байонне вечером во вторник, девятого декабря. Если доверять информации, которой мы располагаем, Эрик Ломбар сошел с самолета под другим именем и по чужому паспорту. Никто его не видел. Самолет оставался на месте двенадцать часов и вылетел обратно рано утром. Как раз достаточно, чтобы на машине доехать от Байонна до Сен-Мартена, явиться в конный центр, убить Свободного, подвесить его на макушке фуникулера и вернуться на аэродром.

Теперь все смотрели на Циглер.

— Но на этом дело не кончилось, — сказала она.

Аэропорт в Биаррице сохранил запись о рейсе американской компании в реестре ночных полетов и в распечатке движения. Венсан Эсперандье запросил своего агента в Интерполе, у которого были контакты в ФБР. Сегодня они нанесли визит пилоту, и тот официально опознал Эрика Ломбара. Он готов дать показания.

Циглер посмотрела на Серваса и заявила:

— Вероятно, Ломбар в курсе наших намерений. У него ведь тоже есть контакты в ФБР и в МИДе.

— Двое моих людей дежурят возле замка с начала вечера, — предупредил Сервас. — Я поставил их, как только заподозрил, в чем дело. Если господин следователь прав, то Ломбар оттуда не выходил. Кстати, где Венсан?

— Он едет. Будет через несколько минут, — ответила Циглер.

Едва держась на ногах, Сервас поднялся.

— Твое место в госпитале, — вмешалась Ирен. — Ты не в состоянии принимать участие в задержании. Тебе необходимо промывание желудка и врачебный уход. Неизвестно еще, что за наркотик Сен-Сир тебе подмешал.

— Я отправлюсь в больницу, когда все завершится. Это ведь и мое расследование. Буду держаться в стороне, — прибавил он. — Разве что Ломбар согласится беспрепятственно впустить нас в замок, что меня очень удивило бы.

— Если он вообще еще там, — заметила д’Юмьер.

— Что-то мне говорит, что там.

Гиртман слушал, как ветер дробно сыплет в окно снежные хлопья.

«Настоящая снежная буря», — сказал он себе с улыбкой.

Нынче вечером, сидя в изголовье кровати, Юлиан задался вопросом, что сделает в первую очередь, если когда-нибудь обретет свободу. Он регулярно возвращался в мыслях к этому гипотетическому факту и всякий раз погружался в долгие сладкие мечты.

В любимом своем сценарии он сначала забирал деньги и документы, которые спрятал на савойском кладбище неподалеку от швейцарской границы. Забавная деталь!.. Сто тысяч швейцарских франков в купюрах по сто и двести и фальшивые документы хранились в маленьком сейфе, спрятанном в той части кладбища, где была похоронена мать одной из его жертв. Девушка сама об этом рассказала, прежде чем он ее убил. Этих денег должно хватить на гонорар одному пластическому хирургу в департаменте Вар, который иногда удостаивал своим присутствием его женевские вечера. В другом тайнике у Гиртмана лежали видеозаписи, разрушительные для репутации доктора. В противоположность остальным влиятельным лицам, Юлиану хватило присутствия духа избавить себя от процесса. Пока шел суд, он находился в клинике доброго доктора, лежал с забинтованной головой в палате за тысячу евро, с видом на Средиземное море. Там установили проигрыватель высочайшего качества, чтобы Гиртман мог слушать своего любимого Малера, и каждую ночь доставляли специальную девушку по вызову.

Вдруг мечтательная улыбка исчезла с его лица. Поморщившись, он провел рукой по лбу. Чертовы медикаменты вызывали у него ужасную мигрень. Что за кретины Ксавье и вся его психиатрическая шайка! Все одним миром мазаны, вместе со своей шарлатанской религией!

Его охватил гнев. Бешенство пробивало себе дорогу в мозгу, шаг за шагом отключая все разумные соображения. Оно разлилось в огромном мыслительном океане, как маленькое облачко черной сепии, как жадная мурена, которая вынырнула неизвестно откуда и пожрала ясность рассудка. Ему непреодолимо захотелось двинуть кулаком в стену или сделать кому-нибудь больно. Он заскрипел зубами и завертел головой, ревя и мяукая как ошпаренная кошка, потом постепенно успокоился. Иногда ему было отчаянно трудно себя контролировать, и Гиртман справлялся с собой только за счет огромной силы духа. Кочуя по разным психиатрическим клиникам, он проводил месяцы за чтением книг этих придурков-психиатров и раскусил все их приемы, нехитрую технику ментальных фокусников-престидижитаторов и уловки иллюзионистов. Юлиан постоянно повторял эти приемы, сидя в палате. Только одержимый способен делать это с такой энергией. Он знал их слабое место. В мире нет ни одного психиатра, который не был бы о себе высочайшего мнения. Из всех нашелся только один, кто догадался о его маневрах и изъял у него книги. Единственный из многих десятков, которые ему встречались.

Вдруг раздался резкий визг. Гиртман вскочил со стула. В коридоре оглушительно выла сирена, и этот звук стрелами вонзался в виски, увеличивая разбушевавшуюся мигрень.