Лед и тлеющий огонь (СИ)

Локи в упор посмотрел на бывшего главнокомандующего и жестко сказал:

— Один там, откуда уже не возвращаются.

А ведь он хотел его убить. Но не смог. Все-таки в том, что с ним стало, виноват не Один.

В этом виноват Тор. И ответ держать ему.

Локи отвернулся от пленника и быстрым шагом пошел прочь из темницы. Каждый его шаг подхватывало и гулко разносило по пустым коридорам эхо, и этот звук его собственных шагов невольно пугал трикстера, которому с тех самых пор, как он покинул Мидгард, предав Таноса, мерещились караулящие его за каждым углом тени врагов.

— Не доведет тебя до добра эта жажда мщения! — крикнул вслед ему Тюр, и Локи остановился, как вкопанный. Кровь гулко била по вискам, и дышать было почему-то трудно.

Трикстер повернулся через плечо к пленнику.

— Ты так считаешь? — тихо спросил он. Зеленые глаза опасно сощурились.

— Я это знаю, — в тон ему ответил Тюр, и Локи, вздрогнув, щелкнул пальцами.

— Казнить, — приказал он подоспевшему к нему на первый зов стражнику и, не оборачиваясь больше на бывшего главнокомандующего, быстрым шагом покинул темницу.

Сквозь Сон, в который насильно погрузил его Локи, Один видел все, что происходило с Асгардом.

Все это он уже видел раньше — задолго до того, как на его мир обрушилась эта беда. Он мог это изменить? Вполне вероятно, ведь будущее не предрешено. Но он не сделал этого. Потому что знал о том, что другой исход будет еще более жестоким.

Находясь во сне, Один мог свободно перемещаться в пространстве и времени — в то время как его тело лежало неподвижно на устланной мягкими подушками и перинами постели, его дух путешествовал по неподвластным обычному существу просторам.

Сейчас он находился в Мидгарде — в уединенном местечке в Норвегии, где не было ничего, кроме бескрайних холмов, серого холодного моря и такого же серого неба. Один хотел тишины и покоя.

Он устал.

Устал и не мог больше бороться. То, чего он страшился все эти годы, приближалось неумолимо быстро.

А у него не было больше сил сопротивляться этому. Всеотец чувствовал, что совсем скоро ему придется уснуть — только в этот раз навсегда. А временами он слышал тихий голос Фригги и тогда понимал, что его время действительно на исходе.

— Ты бы не держала на Локи зла, — сказал Один, поднимая голову к небу и обращаясь к жене. — Ты всегда его любила. Видела в нем что-то, что было скрыто от остальных…

В этом была вся Фригга — она всегда верила в своих мальчиков, и даже когда весь мир готов был пойти против Локи, она оставалась на его стороне.

Один опустил голову и покачал головой. Сын Лафея. Тот, чье имя в предании не раз упоминалось рядом с именем Хелы. Тот, кто, согласно предсказанию, будет повинен в Рагнарёке, Локи все-таки оставался асгардским принцем — сыном Одина. Пусть не по крови. Пусть он сам отрекается от родства с воспитавшим его отцом, судьба все равно приведет его к принятию этого.

Судьбу не удастся обмануть даже ему — Богу Коварства и Лжи.

Один тяжело опустился на огромный валун и устремил утомленный жизнью взгляд вдаль — туда, где кончалось море и начиналось небо.

Туда, куда совсем скоро он отправится в последний путь.

Полумрак тронного зала действовал успокаивающе. Локи сидел на троне, вальяжно закинув ногу на ногу, и блуждающим взглядом осматривал фрески на потолке.

Не так он хотел взойти на трон.

Трикстер плотнее закутался в меховой плащ и закрыл глаза. Воспомнания подступили к нему со всех сторон — как будто из ниоткуда он услышал музыку, а потом увидел себя и Тора, когда они еще были детьми. Рядом с ними была и Фригга. Она стояла у одной из колонн, держа за хрустальную ножку длинный бокал, и смеющимися глазами смотрела на своих сыновей. Она была как будто наяву, такая настоящая, такая ослепительно-красивая, такая живая. А Один восседал на троне — величественный, излучающий силу и мудрость. Яркий свет от тысяч свечей заливал тронный зал, играла музыка, красивые пары кружили в танце, повсюду звучал смех.

Это, кажется, был праздник Мира.

Локи вздрогнул и открыл глаза. Видение рассеялось, как сон, и он снова погряз в реальности, где высокий потолок вдруг неумолимо стал давить на него, а в каждом темном углу мерещились страшные тени.

Асгард вдруг невыносимо стал похож на Йотунхейм — пустой, безмолвный, чужой. Мир, который с самого детства преследовал Локи и терзал его даже во снах.

Йотунхейм.

Он — его вечное проклятие, которое всегда, где бы он ни был, будет неотступно следовать за ним.

Локи услышал гулкие размеренные шаги, затихающие где-то под потолком, и, раньше, чем прибывший солдат успел доложить ему о произошедшем, понял, что он ему скажет.

— Ваше Величество! — солдат отдал честь и вытянулся перед Локи по струнке. Неестесственно-голубые глаза пугающе сверкали на бледном и как будто призрачном лице. — Разрешите доложить…

— Говори! — до побеления костяшек впиваясь пальцами в подлокотники кресла, приказал Локи. Невольно он весь подался вперед, жадно хватая каждое слово солдата и внутренне боясь услышать нечто страшное.