Эти слова были сказаны с такой горечью и так отчаянно горели раскаянием глаза брата, что Тор вдруг поверил Локи. Он встал и подошел ближе к нему.
— Нет, так не пойдет. Ты пойдешь со мной. И твоя голова никому, кроме меня, не достанется. Если ты помнишь, мне ты тоже много гадостей успел сделать…
Локи скептически хмыкнул.
— Ты, конечно, мастер успокаивать…
И — совсем глухо, так, словно трикстер не хотел, чтобы Тор это слышал:
— Что я натворил!..
Тор почувствовал, что снова проиграл брату. Чувство вины за проступки Локи, давно забытое еще в детстве, вернулось. Всегда — еще с самого детства — за все шалости, которые устраивал Локи, вину испытывал Тор. Что бы Локи ни натворил, он оставался его братом. Его младшим братом, которого любила их мать. А Фригга никогда не ошибалась.
— Это ничего, — невольно понизив голос, попытался успокоить трикстера Громовержец. — Отец простит…
— Отец мертв! — жестко обрубил Тора Локи. — Из-за меня!
Зеленые глаза блестели, и губы трикстера дрожали, как будто того лихорадило.
— И мама умерла из-за меня! Это все — все, что произошло! — это моя вина!..
— Тише! — Тор присел рядом с Локи и осторожно тронул за плечо. — Еще можно все исправить.
Локи судорожно вздохнул и вдруг посмотрел прямо на Тора.
— Ты сам в это веришь?
— Да, — ответил Громовержец, не задумываясь над тем, что он только что сказал.
Пусть это и была неправда.
— Отойди, — глухо попросил Локи. — И не трогай меня. Будет холодно.
Не понимая, что происходит, Тор все же отошел в сторонку. Все так же пристально он смотрел на брата издалека, пока тот, скрючившись на полу, тихо покрывался ледовой коркой. Громовержец уже видел раньше, как Локи принимал свое настоящее обличие. Но теперь, в тюремной камере дворцового подземелья, эта трансформация казалась неестесственной, почти жуткой. С суеверным трепетом Тор смотрел на то, как кожа брата с едва слышным шипением покрывается йотунскими узорами. В какой-то момент Локи судорожно всхлипнул, и тут же хрустнула, собираясь воедино, раздробленная кость его бедра. Он излечивал сам себя.
Кожа трикстера уже приняла прежний оттенок, но Локи еще лежал на каменном полу какое-то время, собираясь с силами. А потом он легко оттолкнулся ладонями, поднимаясь, и с выражением ущемленной гордости на лице посмотрел на Тора.
— Все видел? — спросил он у брата с прежней язвительно-колкой интонацией и поджал губы. — Правда, это было омерзительно?
Тор уже собрался врать, но трикстер перебил его властным движением ладони и коротким приказом:
— Молчи. Сам знаю.
Тор не смог сдержать улыбку.
— Что стоишь? — вернув себе прежний самоуверенно-холеный облик, язвительно поинтересовался Локи. — Собираешься тут вечность просидеть? Или будем выбираться отсюда?
Тор понял, что минута откровений закончена. Локи вновь стал самим собой — хитрым и скрывающим истинные чувства. И от былых эмоций на его непроницаемом лице не осталось ни следа.
Все-таки он был неисправим.
Такую темную ночь не помнили в Асгарде много сотен лет. Везде, куда ни кинь взгляд, виднелся лишь один беспросветный мрак. А шорохи веток, которые колыхал ветер, и вой диких зверей придавал асгардскому лесу тот оттенок ужаса, при котором таинственные тени начинают мерещиться на каждом шагу. Лес словно ожил и восстал против Богини Смерти.
Сиф открыла глаза и не сразу поняла, где она находится. Все смешалось в ее голове, и девушка не могла дать себе отчет в произошедшем. Она помнила только гнавший ее прочь дикий страх и что-то важное, что неумолимо ускользало от ее сознания. Но вот ее лихорадочно мечущийся взгляд отыскал среди полумрака, в котором она очнулась, знакомые янтарные глаза, в отсвете горящей свечи кажущиеся сияющими, и Сиф все вспомнила.
Она резко села и схватила Стража Моста за руку, чтобы удостовериться в том, что это не мираж, который сейчас растает.
— Лежи, — приказал Хеймдалль, мягко толкая ее обратно на мягкий тюфяк, служивший ей постелью.
Сиф послушно легла, но все так же смотрела на Стража, не отрывая от его лица взгляд.
— Нужно спасти Тора, — сказала она хрипло и облизала пересохшие губы. — Ему нужна помощь…
— Тише, — тихо приказал Хеймдалль, вставая и отходя от девушки, чтобы затушить свечу. — Помощь нужна не только ему. До рассвета нам нужно вывести асов из Асгарда.
Асы сидели в пещере кто где и испуганно смотрели то на Сиф, то на Хеймдалля. Никто ничего не говорил, лишь изредка слышались откуда-то робкие перешептывания и вздохи. Сиф до боли прикусила губу, чтобы не заплакать. Она до сих пор видела, как будто наяву, своих мертвых друзей, а взгляд, которым ее провожал Фандрал — она знала это — будет преследовать ее во снах еще очень долго. Сиф поймала пальцами полы своего плаща и крепко смяла его в кулак. Нельзя давать волю слезам.
Только не сейчас!
— Но как же Тор? — спросила она, до крови кусая губы. Она уже не пыталась скрыть свою слабость. Она устала быть сильной.
— Он справится, — уверенно заявил Хеймдалль, возвращаясь к девушке и вкладывая ей в руки чашу с питьем. — Выпей это. Тебе нужны силы.