Ледария. Кровь и клятва

Ослепительная вспышка обожгла сознание, и Кэларьян вскрикнул от боли. Перед внутренним взором пылало зарево — свечение такой силы, которой едва ли мог обладать человек. Это случилось в момент, когда он вновь пытался незаметно коснуться тех, кто послал за ним наемника — "старых друзей", как он представил их Гансварду. Кэларьян всегда считал членство в Ордене поводом для крепкой дружбы, но попытка овладеть его знаниями быстро расставила все по местам. Друзья не стали бы применять силу, и никакая дружба не могла заставить его поделиться тем, что он знал. Теперь каждая встреча с бывшими коллегами сулила бой, и все, что оставалось — пытаться тайно проникнуть в их сны. Но если раньше это выходило легко, как окликнуть друг друга через улицу, то теперь что-то надежно прятало их свечение — они стали сильнее и дают понять, что не отступились. Однако, вызов брошен. Если они хотели выманить его с севера, то вполне преуспели и могли бы наконец показаться. Кэларьян чувствовал, что все больше сердится. Если они так страстно желали встречи, то почему молчат?

Как бы ни пытался, он не мог это узнать. Перебирая в памяти знакомые лица, каждый раз он безуспешно тыкался в глухую стену защиты. Все, что удалось понять — высших посвященных по-прежнему не больше полудюжины. Кэларьян хорошо знал только четверых, но и их не смог разглядеть как следует. А уж тех, с которыми не встречался в реальности, не видел и подавно. Но вокруг них, если можно так сказать о мире без направлений, теперь светились посвященные послабее, или даже те, кто не был посвящен до конца. Сколько теперь было ступеней, Кэларьян не знал, но видел, что эти люди и близко не подошли к последней. Однако что-то крепко связывало их с высшими посвященными — свечение идущих к одной цели всегда тяготеет друг к другу и даже в реальном мире сводит людей вместе. Высшие были явно озабочены тем, чтобы защитить мысли помощников так же хорошо, как и собственные, но Кэларьян мог поспорить, что они и так ничего не знают. Орден никогда не доверял тем, кто прошел лишь половину пути.

Он уже почти сдался, когда вдруг вспомнил, что среди тех, кто пытался поймать его во сне два месяца назад, не было только одного из высших — Лоиса Катарка, университетского магистра права. Было ли это случайностью или он не работал вместе с Орденом? Что если открыться и приложить больше сил? Если он не ошибся, и Лоис не ведет охоту за проклятыми знаниями, риск себя оправдает. Кэларьян сосредоточился, чтобы достучаться до магистра, и уже почти коснулся знакомого свечения, когда вдруг яркая, ослепительная вспышка острым лезвием вспорола разум.

Кэларьян зажмурился, хотя это и было бесполезно, схватился за голову и скатился с кровати, сильно ушибив колено. Холодная волна пробежала по спине от звука, с котором скрипнули сведенные челюсти, и он замер, борясь с пылавшей в голове болью.

Сколько прошло времени, он не знал, но, когда пришел в себя, обнаружил, что стоит на коленях, уткнувшись лбом в доски пола, и весь дрожит. Зарево оставило перед глазами цветные пятна, как если бы он, не моргая, смотрел на полуденное солнце. Кто из живых мог достичь такой силы? Это просто невозможно. Самый сильный посвященный умер два десятка лет назад — кому, как ни Кэларьяну, знать об этом. И хотя Ригелли успел посвятить его до высшей ступени, даже тогда свечение Кэларьяна не достигло такой яркости. Что говорить о прочих!

Кэларьян покачивался из стороны в сторону, отказываясь верить тому, что видел. Чувство падения отпустило не до конца, зрение еще не вернулось, и он без сил растянулся на полу. Обычно свечение было шаром, который можно охватить сознанием, как большой предмет — взглядом. Но это зарево — оно погружало в себя, затягивало и грозило поглотить без остатка. Таким свечением, если верить Ригелли, мог обладать лишь Девин Айст, Единый "бог", подпитанный верой тысяч людей. Но он находился за непреодолимой гранью, в Темном мире, а живым не дано видеть мертвых, пока кто-нибудь не принесет жертву. И Кэларьян никому, никому не говорил об этом! Неужели кто-то узнал? Неужели мало было сжечь все записи? Столько лет прятаться — и все напрасно?!