Ледария. Кровь и клятва

«Моим верным подданным. Тот из вас, кто в настоящий момент способен оказать Адемару наибольшую поддержку, должен остаться с ним, остальные двое обязаны немедленно вернуться в Хаубер. Опасность таилась не там, где нас заставляли ее видеть. Годрика надлежит взять в плен живым для допроса. Все позиции укрепить и не сдавать».

Фронадан смял пергамент и бросил его в огонь. «Опасность не там». Речь могла идти только об измене, и никто больше не должен был это видеть. Он взял чистый пергамент и расправил его на колене.

«Гронарду, моему другу и верному подданному Вилиама Светлого. Удерживай свои позиции, не доверяй никому. Дору Гранджу следует вернуться в Хаубер. Адемара будут ждать мои люди. Я сам отправляюсь на юг».

Писать о возможной смерти наследника и его сына Фронадан не стал — не хотел, чтобы об этом узнали ни друзья, ни враги. Фигура живого принца незримо поддерживала правых и пугала неверных. Еще два послания он написал Гранджу и командующему своими силами, приказывая соединиться с войсками Гронарда и слушаться его распоряжений. Армию Сейтера следовало раздробить и обескровить. Сегодня все части головоломки сложились для Фронадана в одно целое, как бы ни было трудно в это поверить. События последних месяцев были выгодны лишь одному человеку. И теперь, после смерти братьев, Сейтер мог получить все.

Мокрый снег вперемешку с дождем валил второй день подряд, а ветер лез под капюшон, сдувая ручейки воды за шиворот. Долгий путь подходил к концу, и Сейтер не обращал внимания на мелочи. Глубоко вдохнув и расправив плечи, он унял дрожь, пробежавшую по телу от ледяных брызг. Осталось совсем немного.

Сзади раздалось невнятное кряхтенье, Сейтер обернулся и взглянул на брата. Тот сидел на своей лошади, как нахохлившийся птенец, толстый шарф сделал бесформенной его голову, в недрах капюшона виднелись только два больших карих глаза. Сейтер придержал коня, чтобы с ним поравняться.

— К вечеру будем на месте, — сказал он, оглядывая Бренельда. Вся эта возня с одеждой ничего не даст. Чтобы согреться, хорошо бы ему зарядить галопом до арьергарда и обратно.

— Если я доживу до вечера, — глухо раздалось из-под капюшона.

— Смотри, — Сейтер указал в ту сторону, откуда они ехали. Бренельд попытался оглянуться, не разрушая хрупкую конструкцию из мехов и тканей, но у него ничего не вышло. Сейтер раздражённо вздохнул.

— Там уже видно небо, а ветер относит тучи на запад. Дождь скоро кончится.

— Надеюсь. А мы можем остаться под крышей хотя бы на день? Я уже забыл, как выглядит мягкое кресло и сухая кровать.

Он еще не договорил, а Сейтер уже начал выходить из себя. Они столько раз обсуждали это! Неужели снова?

— Ты - останешься. Можешь до скончания века наслаждаться креслами и кроватями, если, конечно, Годрик не спит в шкурах на полу. А я закончу начатое.

Бренельд сорвал с головы капюшон и оттянул вниз высокий воротник:

— Что?! Но я не хочу оставаться там один! Ты же сказал…

Терпение Сейтера лопнуло, он схватил лошадь брата за уздечку и, притянув ее вплотную к своей, зарычал ему прямо в ухо:

— Я сказал, что отдаю тебе Берению! Всю! С потрохами! Но ты тут же ее потеряешь, если будешь все время ныть и таскаться за мной по пятам! Я хочу, чтобы ты остался и навел здесь порядок!

Бренельд вздрагивал на высоких нотах и, сжав губы в тонкую линию, все ниже опускал голову — совсем как в детстве, когда не справлялся с какой-нибудь трудной задачей. Сейтер отпустил его лошадь и ударил ногой по крупу, отгоняя подальше, чтобы не видеть этого лица. Напрашивается на жалость в самый неподходящий момент! Какого демона? Хоть бы раз сделал то, что просят! Неблагодарная скотина!

Досада только подпитывала ярость, распаляя до предела. На брата не положиться, сын вырос проклятой копией Лотпранда, жена осталась в Гретте. Последнее гневило особенно — к фокусам тех двоих он уже привык, но Вари! Вари должна была ехать с ним, теперь он оставил бы ее в Венброге и был бы спокоен за всю Берению. За Брэна. Напарница, единомышленница, ближе всех братьев, вместе взятых, согласная во всем и всегда — но только пронюхала детали плана, так сразу закусила удила. И Гани упирался вслед за ней — ничего не зная, противясь отцу на зло. С ним, конечно, обещали помочь, поговорить, и он действительно приехал в Берению, но Сейтер не верил, что чьи-то разъяснительные беседы оказывают больше влияния, чем его собственные. Разъяснять он умел. И сына знал. Чуть что ему покажется неблагородным - взбунтуется, откажется, нарушит план. Пришлось оставить на него осады, а в Венброг взять только брата. Так даже спокойнее. Что ни говори, здесь были свои риски, а Гани еще слишком юн и неопытен.