Ледария. Кровь и клятва

— Ну, тогда я схожу за хлебом? — Она не могла понять, сердится Кормак или нет. Он только кивнул в ответ. Выйдя на улицу, Симель миновала внутренние ворота и пробежалась по верхнему двору. На кухне она нашла самую сухую буханку, тайком ухватила щепотку соли и поспешила обратно.

Когда она снова вошла в конюшню, красавец вороной уже был полностью оседлан, не хватало только мундштука во рту, чтобы он смог поесть. Конюх возился наверху, на сеновале. Симель отломила кусочек хлеба и протянула его коню на раскрытой ладони. Мягкие лошадиные губы приятно щекотали пальцы, и Симель ласково погладила коня по носу. Заскрипела лестница, Кормак спустился и поставил на землю большой мешок, доверху набитый сеном.

— Благодарю, — сказала Симель, продолжая кормить лошадь и чувствуя на себе пристальный взгляд. Вороной сжевал последний ломоть и, довольно потыкавшись Симели в плечо, вытянул шею, глядя на вход в конюшню.

— Застоялся, — улыбнулась она, отходя в сторону. Кормак окинул ее странным взглядом, продолжая угрюмо молчать. Но это несомненно был конь рыцаря герцога Гронарда, и скакун рад отправиться домой.

— Разве не так?

— Так, так, — конюх обхватил голову вороного и просунул ему в рот мундштук. Конь дернулся, но Кормак почесал ему шею, успокаивая.

— Священники, они тоже, — вдруг продолжил он, — это… — Уздечка уже была закреплена, и он проверял все пряжки, — понимают лошадей. Не то что те… — Конюх мотнул головой в сторону стены, за которой находилась кухня, очевидно имея в виду служанок и поварят. — Ну, еще такие люди, как ты, тож понимают…

Удивленная, Симель подняла бровь:

— Какие люди?

— Э, — Кормак махнул рукой, как отрубил, — хорошие люди.

Он наклонился внутри стойла, осматривая вороному подковы. Симель молчала в замешательстве от этой длинной речи, и в тишине стали снова слышны удары мечей о щиты. Пора было прощаться, чтобы не нарваться на новые комплименты. Она потянулась к мешку.

— Эй. Погоди, я отнесу, — пробормотал конюх, не поворачивая головы.

— Не стоит.

Симель постаралась вложить в это нечто большее, чем отказ от помощи. Она легко подняла огромный мешок и закинула его за спину, заработав новый изучающий взгляд. Только она открыла рот, чтобы попрощаться, как вдруг с казарменного двора раздался пронзительный крик боли. Кормак встал в стойле во весь рост и напряженно прислушался. Крик повторился опять, но уже более жалобно, потом все стихло.

«Ублюдок», — процедила Симель, невольно дергая плечом, которое чуть не попало в стальные пальцы капитана. Кормак взглянул на нее, на его скулах заходили желваки, и он так сильно сжал железный скребок, что тот со звоном лопнул. Симель вскинула ладонь, предупреждая любые домыслы.

— Ему меня не тронуть. У этой медлительной скотины не получится.

Неясно было, верит Кормак или нет.

— Вот что, — сказал он, скрестив на груди руки, — ни приведи Единый... Но, если что-то случится, беги сюда. Я тебе помогу.

Симель, уже мечтавшая поскорее оказаться в своей комнате, посмотрела ему в глаза. Никто в здравом уме не хотел бы видеть капитана Гвардии своим врагом.

— Я знаю, как за себя постоять, — ответила она. Уж конечно, она сможет и в другой раз увернуться от лап Гранджа, а какой-нибудь пропущенный толчок, как сегодня, это сущая ерунда для привычного к ударам тренировочных мечей тела.

Больше не глядя на конюха, Симель вышла из конюшни и заторопилась со своей ношей к замку. Сказанное и ею, и Кормаком было в равной степени самонадеянно, но что точно убило бы надежду на правоту, так это страх. А бояться Симель не намерена.

В ее комнатке было прохладно и темно, но уютно. Симель полюбила этот уголок тишины и одиночества, замок оказался для нее все-таки слишком велик. В Марскелле не было стольких комнат и служб — так, старая крепость на одно семейство, где мажордом не только управляет всем хозяйством и налогами, но и подносит белье барону, как простой камердинер, потому что никому не придет в голову взять для этого отдельного человека. Где его потом селить?

Симель чиркнула пару раз кресалом, трут занялся и передал огонек фитилю свечи. В мягком свете комната выглядела совсем мирно, но в душе еще клокотало раздражение после выходки Гранджа и зрелища его жестоких тренировок. Симель подхватила кочергу и провернула в воздухе две петли — запястье чуть хрустнуло, скорость вышла приличной, но не такой, как раньше.

Она сдавала.

Нет, конечно, для бандитов вроде Фрейцера хватило бы и этого, то были люди необученные: крестьяне или бежавшие с Броганы ополченцы. Что они могли поставить против многих лет занятий, еще и всаднику? Разве что грубую силу, но не силой решается бой.

Для Гранджа не хватило бы тренироваться и всю жизнь. О чем она вообще думает? Что нож причинит этой туше какой-то вред, даже если достанет? Это пустые мысли, пустая злость — нет повода, который столкнет их настолько серьезно. В конце концов, они не дикие хальты, а придворные просвещенного короля.