Старик сбросил варежки и, проклиная мороз, обновил приманку. Это место он держал за собой третий год; в стороне под водой была глубокая яма, а здесь — прикормленное мелководье. Несколько рыбин уже сновало внизу — теплое свечение их жизненной силы угадывалось подо льдом. Велико было искушение подчинить хотя бы одну: потянуть за золотую ниточку, направить — и она послушно заглотит наживку.
Всего лишь маленькая рыбка. Лёгкий трюк, чья цена столь мала, что поток не заметит вмешательства, не потянет в ответ. Кэларьян потер заурчавший живот. Холод замедляет Искусство, как замедляет жизнь в зимнем озере, и скрывает так же хорошо, как лед. Светящаяся жила под снегом Глорпаса была густой и медленной - такую ничем не потревожишь. Старик мысленно потянулся к свечению самой большой рыбины, ощущая знакомую невесомость — поток лишал равновесия.
«Остановись!» — топнул он в сердцах, гоня наваждение.
Один голодный день еще никому не повредил. Не для того он заново учился обходиться без Искусства, чтобы теперь попасться из-за миски ухи. Крючок скользнул в воду, растягивая привязанную к пруту леску. В этот раз не уйдет. Кэларьян поправил флажок из обрывка старой рубахи и съежился на маленьких санках. Холод подбирался к ногам сквозь уложенные на снегу шкуры и неплохо было бы выпить чего-нибудь горячего.
Солнце успело подняться на ладонь, прежде чем на берегу появилась фигурка в меховой одежде. Издалека было не разглядеть прикрытого капюшоном лица, но Кэларьян мог поспорить, что это Карланта. Рядом показался большой черно-белый пес, это уже без сомнения был Одноухий — вожак ее упряжки, — так что Кэларьян уверенно махнул рукой. Девушка помахала в ответ и толкнула пса вперед. Одноухий посмотрел на нее, на старика, и потрусил через озеро, ведя носом по цепочке глубоких следов Кэларьяна.
Весь лед был присыпан свежим снегом. Ветер, день и ночь гнавший поземку за холмами, сюда не спускался, и долина была настоящим спасением для карликовых деревьев и людей, а на много миль вокруг не было ничего, кроме снега, ветра и гор, отделявших Глорпас от остального мира.
Пес подбежал и ткнул носом в протянутую руку. Не обнаружив там ничего съестного, он уселся с другой стороны лунки, обернув лапы пушистым хвостом. Ступая как можно тише, подошла и девушка, вынимая из-за пазухи небольшую долбленую флягу. Как вовремя! Кэларьян потянулся к долгожданному питью, но Карланта вдруг замахала рукой, указывая на лунку:
— Дедушка!
Флажок слабо подрагивал и старик подскочил, пробуя леску. Не ощутив тяжести, он опустился обратно.
— Подбивает пока. Садись, — он похлопал рядом с собой и девушка присела на санки. Из-под ее капюшона торчали жесткие светлые волосы, обветренные щеки раскраснелись, а юные глаза щурились от улыбки. Кэларьян считался самым плохим рыбаком в деревне, так что эта деловитость только смешила Карланту. Что ж, его лучшими орудиями всегда были перо и бумага, но здесь этим не прокормишься.
Одноухий вывалил язык из пасти, улыбаясь вместе с хозяйкой. Не отрывая взгляда от замершего на месте кусочка ткани, старик взял деревянную фляжку и вдохнул ароматный пар. Остывающий чай пах брусникой и латкой, которые они с Карлантой сушили летом. В теплую пору вся долина покрывается цветами и ягодами, но насладиться зрелищем удается недолго — тепло держится здесь не больше двух месяцев. Все остальные сезоны Кэларьян называл для себя просто — зима.
Он протянул девушке флягу:
— Будешь?
Та мотнула головой и достала еще одну. Скорее всего, это был суп, сдобренный не только густым жиром, но и содержимым оленьего желудка, так что Кэларьян отказался от встречного предложения. За все десять лет он так и не привык к стряпне глорпов и был полон решимости сварить уху. Конечно, если что-нибудь поймает.
Карланта добродушно ухмыльнулась и отпила из фляги. Флажок все не двигался.
Перед тем, как сбежать сюда, Кэларьян изучил все, что когда-либо писали о Севере, но, добравшись до Глорпаса, все равно поразился тому, что увидел. Деревня единственного оседлого племени глорпов насчитывала пять десятков жилищ среди руин древнего селения у замка Хорн. Кэларьяна встретили крепкие невысокие люди, носившие меховые одежды и питавшиеся сырой олениной. Он прогрузился в постоянное, незримое соседство с собаками, возившими легкие сани — их вой будил среди ночи, а запах шерсти преследовал по всему поселку. И он узнал, что такое холод. Вечный, проникающий сквозь меха и кожу мороз, избавиться от которого удавалось только в краткие недели лета.