Ледария. Кровь и клятва

Мужчина развернулся и пошел обратно, силясь отыскать свою добычу. Кэларьян закрылся, пряча глаза. Пока его не увидели, можно тихо уйти. Нечего и рассчитывать на встречу с Гансвардом, он должен проснуться и затаиться, как мышь, а снова попробовать через год или два. Не могли же они стеречь его каждый день? Все это время!

Что ж, он ждал много лет, подождет и еще.

Но не успел Кэларьян скользнуть прочь, как вдруг громко зазвучали голоса, появились новые силуэты — их было трое, нет, пятеро! — они озирались по сторонам, заполнив все вокруг ослепительным светом.

— Где он?!

Кэларьян съежился, торопливо окутывая себя сетью из золотых нитей, и закрыл глаза обеими руками. Жест, ничего не значащий в Светлом мире — руки здесь ничто иное, как иллюзия. Но Кэларьян ещё не встречал никого, кто не вел бы себя здесь, как обычный человек, особенно, когда грозила опасность.

— Найдите его! — голос исходил от самой яркой фигуры. Этот человек был сильнее других и его имя многое бы объяснило, но Кэларьян больше не пытался разглядеть лица посвященных — так они могли заметить его глаза. — Великий Магистр не явится, мы сделаем это сами!

«Великий Магистр», — с издевкой повторил про себя Кэларьян. Они все еще играют в эти игры и раздают себе звания. Старики, уже шагнувшие одной ногой в небытие — а всё гонятся за властью.

Яркие силуэты сходились в одну точку, подбираясь к Кэларьяну. Тот, что был главным, остановился прямо перед ним, носки его туфель касались меховых сапог старика. «Всего лишь иллюзия», — прошептал себе Кэларьян, холодея от страха. Он отвык от Светлого мира, отвык от языка формул и лихорадочно перебрал в уме несколько фраз, боясь наткнуться на пробел в ослабевшей памяти. Посвященные взяли его в кольцо, стало трудно дышать. Они намертво перекрыли широкую жилу потока, так, что Кэларьян уже не мог скользить дальше. Он глубоко вдохнул, очистил разум от посторонних мыслей и забормотал формулу. Он ничего не забыл. Он помнил каждую проклятую букву, несмотря на то, что давно запретил себе даже думать об Искусстве.

Поднимаясь вверх и отрываясь от потока, он ощутил удивление посвященных, до того момента уверенных, что он пойман. Они походили на зверей, способных лишь бродить по тропкам, зверей, потерявших след вспорхнувшей в воздух птицы. «Идиоты», — выругался про себя Кэларьян и окончательно проснулся. За окном поднялся ветер, но на тесной лежанке было тепло — воздух грела жировая лампа. Надо чем-то себя занять, больше он уже не заснет. Кэларьян развернулся к свету и втащил под полог оставленный перед входом фолиант.

Книга была холодной, как лед, но руки дрожали не поэтому. Посвященные нашли его и напали, не пытаясь договориться. Неужели за эти десять лет все они потеряли достоинство? А может, там и не было никого, кто составлял когда-то «орден». Кэларьян открыл тяжелый том на странице, заложенной плоским маленьким ножом. Так даже лучше — обиды забыты, старики обрели покой, а за легендами охотятся юнцы в мечтах о славе.

Все молодые пьянеют от возможностей дара, Кэларьян знал это слишком хорошо. Он снял лампу с подвеса и поставил прямо на раскрытую книгу. Кем бы ни были эти посвященные, они очень сильны, а сила требует идти все дальше и дальше. Конечно, они ничего не знали о приемах сокрытия, ведь им не от кого было прятаться. И потому остались ни с чем. Но при следующей встрече улизнуть уже вряд ли получится, и тогда они смогут проследить за ним до самого Глорпаса. Кэларьян поморщился. Он знал, что это значит, но не хотел признаваться.

Следующей встречи не будет. Он больше никогда не коснется потока.

Но… как же Гансвард? Имя друга отозвалось глухой печалью. Единственный, ради кого стоило рисковать и использовать Искусство. Кто не стал врагом и не погиб. Что ж, они попрощались десять лет назад, и для Гансварда это было настоящей разлукой — без путешествий по Светлому миру и без встреч во снах. Если теперь Кэларьян «оставит свои штучки», как выражался Ганс, и никогда не увидит товарища, это будет, по крайней мере, честно.

«Опять расклеился, старик!» — обругал себя Кэларьян. Эти дуралеи ничего не увидели и ничего не поняли. «Кроме того, что ты жив». Но это они знали и раньше, иначе не сторожили бы светящиеся струи. Десять лет! Десять лет кому-то не дают покоя тайны, ведущие лишь к смерти и горю. «Смерти других», — поправился он. В этом ведь все дело, так? Если веришь, что чужая жертва принесёт самому тебе жизнь и богатство, то жажда затмевает всякий страх. Жажда взять больше, чем отведено человеку с рождения.

Кэларьян провёл ладонью по странице манускрипта, не в силах сосредоточиться.