— О, анатомически я всегда готова… — усмехнулась она. — Это нелепая, старая и очень печальная история. У меня тоже был человек, который сказал мне. «Эс теве милю!», что по-латышски означает «Я тебя люблю!». Мне было семнадцать, ему — почти тридцать. Его звали Янис Закис, что означает «Зайцев, Зайчик»… Он был хороший художник, имел два метра и четыре сантиметра высоты, носил кроссовки сорок седьмого размера, мог выпить бочку пива и зимой принимал участие в чемпионате по лыжам. Летом он гонял на яхте. У него была хорошая яхта на Рижском взморье, в яхт-клубе на речке Лиелупе. Он мне читал Лорку в подлиннике, на испанском, Рильке на дойче шпрахе… И сходил с ума от Модильяни. Я смотрела на него как на бога, и мне казалось, что я его тоже очень люблю. Единственное, что меня отталкивало, был его запах. От него пахло зверем. Немытой шерстью и потом. Хотя он мылся несколько раз в течение дня. Потом-то я узнала, что это — просто запах мужика, Но мне было семнадцать, и, что почти невероятно, я ни разу еще ни с кем даже не целовалась. Я всегда была слишком маленькая, а тогда слишком походила на ребенка. И вот как-то он решил, что пора просвещать меня, и приступил к делу… На яхте мы были вдвоем, нам никто не мог помешать. Он сопел, пыхтел, что-то бормотал и раздевал меня. И я не сопротивлялась, просто оцепенела, как кролик перед змеей. А потом он разделся сам… Я смертельно испугалась. Раз и навсегда. Разве это и есть любовь? Когда кто-то должен заталкивать в мое нежное крохотное тело что-то громадное, торчащее, как полено, опасное, твердое, совершенно омерзительного цвета, лоснящееся и вздутое? И все это должно войти в мою плоть, разорвать и пропилить ее? В общем, сделать больно? Нет, это же просто во мне не поместится! Я заплакала, закричала и прыгнула за борт Догонять он меня не стал. Просто хохотал и ругался. Мне его было страшно и стыдно видеть, ну, а через неделю я узнала, что он катает одну из девчонок из нашей гимназии имени Яниса Фабрициуса… Из тех, которых ничем не испугаешь.
— И это все?
— Нет. Когда мне было лет двадцать, я произвела еще одну попытку Он был немец, очень вежливый, тихий и всего лишь чуть-чуть выше меня. Масштабно я была уже перепугана и тщательно подбирала что-то близкое к собственным габаритам. Чтобы не испытывать ужаса, я очень сильно напилась Но он оказался джентльменом, ничего не понял и так и не решился воспользоваться моей не очень романтичной слабостью. Больше я не экспериментировала.
— Как же вы обходитесь?
— О, у меня богатое воображение… — засмеялась она. — Я не очень понимаю, почему я с вами откровенна. Это не имеет логики. Может быть, я вам просто немножко завидую? Меня волнует совершенно другое — что вы намерены делать со мной?
— В каком смысле?
— В смысле службы, работы, моего дальнейшего присутствия. У меня довольно странное положение. Официально — я никто. Шесть лет назад Нина Викентьевна подписала со мной довольно туманное соглашение, такой контракт, по которому я должна была исполнять функции как бы особо доверенной секретарши, исполнять ее приватные поручения, сопровождать в поездках… Если быть совершенно честной, в моих услугах она не особенно нуждалась. Полагаю, что ей было просто скучно и ей был нужен человек, с которым можно просто поболтать, не боясь, что эта информация пойдет дальше Допускаю, что ей нужен был такой точильный камень…
— Оселок?
— О да! На котором бы она оттачивала и шлифовала те комбинации, которые задумывала. Но ее больше нет. Срок нашего контракта истек года два назад Теперь у вас официальный статус, вы — жена! И если вы меня пошлете ко всем чертям, я не обижусь… Но я должна знать!
— А какая разница, с кем вы там что-то когда-то подписывали? — подумав, сказала я. — Теперь я ведь тоже — Туманская!
— Вы же неглупы, Лизавета. И прекрасно осознаете, что я никогда не смогу относиться к вам как к ней…
— Ну и плевать! — сказала я. — Нам же не в койке кувыркаться, а дело делать. А я еще со всех сторон — хромая! Так что мне без такого костыля, как вы, не обойтись! И нечего выпендриваться… На этом ставим точку, Элга Карловна! Я вас помыла и облизала, как родную… Теперь вы просто обязаны тяпнуть за мое здоровье и пожелать как успехов в труде, так и счастья в личной жизни… Как ни крутите, а у меня все ж таки свадьба!
Она моего веселья не приняла, посмотрела как-то странно и сказала угрюмо:
— Вы не очень-то доверяйте Симону… Не все ему отдавайте, оставляйте хоть чуть-чуть для себя.
— Она.. оставляла?
— Конечно.
— И он это знал?
— Конечно.
— Как же так? Муж и жена — одна сатана…
— Далеко не одна, — сказала Элга. — Есть логика интима и логика дела… И в вашем случае это особенно ясно. Вы хотя бы приблизительно представляете, что он задумал? К чему идет?
— Нет.
— Вот видите…