Леди-чертовка

– В Эверсби, должно быть, недовольны, что я похитила тебя у них?

– Все плачут благодарными слезами. Они уж и не чаяли от меня избавиться. – В ответ на ее вопросительный взгляд он добавил: – В последнее время я сделался малость раздражителен… нет, не так: если честно, вел себя как засранец.

– Почему? – удивилась Феба.

– Слишком долго сидел в Гэмпшире без женского общества, вот и озверел. Недостаток искушений деморализует, знаешь ли.

Феба очень постаралась не показывать виду, что это замечание ее порадовало, и как можно равнодушнее заметила:

– Насколько я поняла, леди Хелен собиралась познакомить тебя с той дамой-хирургом, что лечила плечо Пандоры.

– С доктором Гибсон? Да, замечательная женщина. Кстати, этим летом она гостила в Эверсби.

При этих словах радость Фебы как рукой сняло.

– С компаньонкой, разумеется?

– О, Гаррет Гибсон не из тех, кого волнуют такие мелочи! – улыбнувшись, словно вспомнил о чем-то приятном, заметил Уэст. – Все эти условности ее не касаются. Она привезла с собой пациента, мистера Этана Рэнсома. Он был ранен, и для выздоровления ему требовался деревенский воздух, простая здоровая еда, тишина и покой.

Ядовитая ревность охватила Фебу. Похоже, именно такие дамы, как эта леди-врач – независимая, состоявшаяся – привлекают Уэста!

– Кажется, ты от нее без ума?

– От нее без ума все, кто с ней знаком.

Феба отвернулась, чтобы скрыть досаду, и заметила как можно беззаботнее:

– Кажется, вы с ней очень близко знакомы?

– Можно сказать и так, хотя бо́льшую часть времени она уделяла Рэнсому. Вчера вечером в Лондоне я заезжал к нему, и он попросил меня стать шафером у них на свадьбе.

– У них?.. Так она что, выходит за него замуж? – К собственной досаде, Фебе не удалось скрыть облегчение.

Уэстон негромко рассмеялся и ухватил ее за локоть. Сумка упала на пол, и что-то в ней брякнуло.

– Ревнуешь? – спросил он, мягко увлекая ее в альков в стене коридора.

– Ну… разве что самую малость, – призналась Феба.

– А как насчет Эдварда Ларсона? Вы еще не помолвлены?

– Нет.

– Нет? – саркастически отозвался Уэст. – Я-то был уверен, что ты его уже насадила на крючок, окольцевала, изжарила и съела!

Фебу возмутила его вульгарность, но она все же пояснила:

– Я не собираюсь замуж за Эдварда. Он всегда был и будет для меня лучшим другом, но… и только.

– А он об этом знает? – с непроницаемым лицом поинтересовался Уэст.

– Мы не говорили на эту тему. Сейчас он в Италии и вернется не раньше чем через две недели.

К ее неудовольствию, Уэста это известие, кажется, не порадовало.

– Феба, я вовсе не собираюсь пользоваться случаем, а приехал лишь для того, чтобы помочь тебе разобраться с бухгалтерией.

От этих слов у нее все заледенело в груди. Он серьезно? Это вправду все, чего он хочет? Что, если, как она и боялась, его чувства остыли? Что-то сдавило горло, но она все же заставила себя спросить:

– То, что ты говорил мне в то утро… скажи, это все еще так?

– Все еще… – повторил Уэст, изумленно покачав головой. Похоже, этот вопрос стал для него последней каплей. Что-то пробормотав себе под нос, он резко отвернулся, сделал несколько шагов прочь, а затем снова повернулся к ней, с побагровевшим лицом, злой, и рявкнул: – Да я жить без тебя не могу! Куда бы ни шел, высматриваю тебя. Когда приехал в Лондон, хотел найти женщину, которая помогла бы мне забыть о тебе хоть на одну ночь, но ни у одной нет таких глаз, ни одна не сумела меня привлечь. Тысячу раз я проклинал тебя за то, что сделала со мной, но одиночество и мечты о тебе для меня теперь слаще любой женщины из плоти и крови.

– Нет нужды довольствоваться мечтами! – не раздумывая, ответила Феба. – Даже если ты не готов жениться на мне, мы ведь можем…

– Нет! – Уэстон поднял руку, призывая ее замолчать. Легкая дрожь его пальцев, неровное дыхание, которое он пытался и не мог успокоить, воспламенили в ней неведомое, неописуемое волнение. – Если ты рассчитываешь, что я доставлю тебе удовольствие в постели, то, поверь, этот опыт будет весьма посредственным. В постели я наброшусь на тебя, как безумный кролик, и через полминуты все будет кончено. Когда-то я был умелым любовником, но те дни давно позади: я истощил себя развратом, и теперь единственным удовольствием для меня остался завтрак. Кстати, о завтраке…

Но в это мгновение Феба быстро подошла к нему и заставила замолчать, припав к губам.

Уэст вздрогнул, словно ошпаренный, и застыл, не в силах осознать происходящее. Ничуть не смутившись, она обвила его шею руками и принялась целовать так страстно, как только могла, касаясь его плотно сжатых губ языком. О, этот вкус, это невероятное чувство! И вдруг, издав какой-то первобытный стон, он ответил – впился в ее губы с яростным напором, вызвав в ней лавину новых ощущений. С силой раздвинул ее губы и проник в рот языком, точь-в-точь как ей помнилось, и это было так прекрасно, что на миг Феба испугалась лишиться чувств. Из груди ее вырвался тихий стон – и он слизал этот звук с ее уст, а затем запечатал их глубоким, ненасытным поцелуем, в котором участвовали не только уста, но и дыхание, и руки, и тело, и душа.