Леди-горничная возвращается

— Д-добро пожаловать, господа… … — провожая падчерицу взглядом, смущенно пробормотал Тристан. — Лорд гарнизон-командор Рагнарсон… Господа военные… полицейские…

— Господа полицейские всего лишь привезли мои вещи! — я решила все-таки обрадовать Мариту — хотя бы тем, что Барраку с Зарембой я не приглашала.

Над головами у нас тут же с грохотом распахнулось окно, и перевесившаяся через подоконник госпожа Тутс пронзительно завопила:

— А наши, наши вещи привезли?

Баррака и Заремба дружно подняли глаза к окну, дружно вздохнули, и также дружно потупились, разглядывая носки своих ботинок и не делая попыток встать.

— Нет, только мои. — направляясь к не отпускающей мой саквояж парочке, сообщила я.

— А чем это вы лучше нас? — отмахиваясь от появившихся с двух сторон рук, норовящих затащить ее обратно в комнату, возопила госпожа Тутс.

— Тем, что я леди, а не госпожа, такая несправедливость… — промурлыкала я. И уже совсем тихо добавила. — И вещей у меня меньше. Костас, заберите саквояж, пожалуйста…

— Никак невозможно, леди. — солидно прогудел дворецкий. — Господа полицейские приклеились к ручке.

Молчание окутало парадное крыльцо. Замер Влакис, перестав высаживать из «телеги» своих многочисленных женщин, перестал пожирать меня глазами Сигурд… Даже госпожа Тутс в окне замерла, с интересом уставившись на полицейских.

— Мы имели право досматривать! — Баррака нервно заерзал в перекрестье взглядов. — Это вы не имеете права…

— Печать на предписании о досмотре к саквояжу прикладывали? — разглядывая их в упор, строго спросила я.

— Прикладывали!

— Осмотр производили при двух свидетелях?

— При двух… — уже менее уверенно буркнул Баррака. Ясно, свидетелей взяли таких, что даже наличие у меня в саквояже Большой Имперской Короны подтвердить готовы.

— Потом аккуратно сложили все на место, согласно «Предписанию о порядке провидения личных досмотров»? — еще суровей вопросила я.

— Сложили… как сумели… — еще сильнее заерзал Баррака, едва не спихнув Зарембу со скамьи.

Яа-а-асно…

— И ничего не повредили? — теперь мой голос был полон ехидства.

— Ну разбился тот флакончик, так что? Мы на службе, мы ночь не спали. Мы работаем, мы…

Я молча слушала его вопли.

— Мы… мы готовы заплатить! Только пусть он от нас отлипнет! — выдохшийся инспектор потряс рукой, безуспешно пытаясь стряхнуть саквояж.

Я молча протянула ладонь. Баррака вздохнул и свободной рукой потянулся за бумажником. На мою ладонь легла купюра… Ничего. Вторая… Опять ничего. Баррака злобно покосился на приятеля и уже Заремба добавил третью. И только тогда я кивнула, саквояж тихо загудел и… выпустил полицейских на волю. Дежурящий рядом со мной Костас деловито поволок багаж в дом.

— У вас там что, франконские духи… ле-е-еди? — злобно протянул инспектор, потирая красную распухшую ладонь.

Я оглянулась на него изумленно…

— Да!

— Дорогой, а почему у нас такого нет? — завопила госпожа Тутс.

— Дорогая, у тебя двадцать флаконов франконских духов! — устало откликнулся из глубины комнаты мужской голос.

— Я не про духи! Почему наш багаж так не может? Мы что, хуже других? — окно наверху захлопнулось.

— Сейчас я переоденусь и будем завтракать! — пообещала я. — Наша Фло потрясающе готовит.

— Это наша Фло! — сквозь зубы процедила Марита.

— Летиция так и сказала, дорогая! — с принужденной улыбкой пробормотал Тристан. — Прошу вас, господа… дамы… лорды… Мы так рады! Стоило сестре вернуться, и в этом доме снова собралось изысканное… и многочисленное общество!

— Оно даже более изысканное и многочисленное, чем ты думаешь! — сладко-ядовитым тоном подхватила вдруг Марита. — К нам едут де Орво.

Я обернулась — в конце аллеи показалась старинная тяжеловесная карета.

[1] В переводе со степного означает «Великая Звездная Кобылица, Которая Так Напилась Кумыса, Что Свалилась На Землю»

[2] В переводе со степного: «жареная курица, которой уже отъели обе ножки»

Глава 19. Что леди делает в комнате

Я сидела на кровати, крепко, до отпечатков ногтей в ладонях, стиснув кулаки. В давние времена девочка, что когда-то сбежала из этого дома, металась бы по комнате, немножко поплакала, в самом крайнем случае разбила что-нибудь не очень нужное, и в конце концов запила огорчительное несовершенство мира чашкой шоколада. Война убила милые девичьи привычки, приучив замирать в молчании и неподвижности, укрощая опасные неконтролируемые чувства. Жаль, особенно в том, что касается шоколада, но с другой стороны, лучше смерть привычек, чем моя.