Леди GUN

– Кому как не вам, Елена Александровна, знать, что свобода и необходимость – всего лишь парные категории диалектики. Необходимость всегда лимитирует свободу, а долг лишает нас ее. Руководствуясь необходимостью, люди приносят в жертву собственную свободу. Это происходит сплошь и рядом. Человек будет унижаться, если ему это выгодно, будет облизывать пятки заклятому врагу, если у него нет другого выхода, будет заниматься любовью с уродом, от которого его тошнит, если у него нет иного способа бороться за свое существование. Не так ли?

Слушая Одинцова, глядя на его похотливые глаза, Елена ужаснулась, точно такой же змеиный блеск она видела раньше, давным-давно, в глазах лжемонаха Симеона, который лишил ее девственности взамен на благополучие отца. Она пренебрегла тогда своей девичьей честью, своей свободой из-за суровой необходимости. Шантаж вынудил ее забыть о гордости.

Она смотрела на Одинцова и вспоминала смрадную келью, скрипящую кушетку, прогрызенное крысой одеяло и высунувшего язык Симеона, кряхтящего над ней сивым мерином.

Время застопорилось на проклятом делении циферблата, словно повернуло вспять прошлое, выплеснулось отчетливо зримыми галлюцинациями из глубин подсознания.

Броская роскошь люкса растаяла в безжалостном воображении. Она была там, в кафедральном соборе, в келье ненавистного владыки. Это он стоял сейчас перед ней и, брызжа слюной, просил сделать ему приятное…

Руки, повинуясь видению, расстегнули кофточку, сняли бюстгальтер…

– Я рад, что ты понятливая, – улыбнувшись уголком рта, оценил ее действия Одинцов и, сняв ремень, открыл ширинку, – тебе понравится.

Елена молча села в кресло, ее мозг отключился. Она закрыла глаза, источавшие слезы. «Сказки Венского леса» отдаляли ее от реальности, уводя в густые непроходимые чащи из столетних дубов, стройных сосен и плакучих ив. Где-то впереди залитая солнечным светом зеленая полянка. До нее надо добраться, и тогда придет долгожданный покой….

Одинцов целовал ее ноги, облизывал кончики пальцев, потихоньку стягивая трусики.

Вдруг она услышала плач. В спальне рыдала Сашенька. Ее голос показался сигналом. Дрема отступила под механическим натиском разума. Она пришла в себя…

Какие-то люди ворвались в номер и скрутили Одинцова. Они сказали: «Вам надлежит следовать за нами. Вот ордер на ваш арест. Сопротивляться не в ваших интересах».

Оборотень неистово кричал, что-то доказывал, чем-то пугал и ругался матом, за что получил по зубам и был в одних трусах препровожден вниз.

Родионову не тронули, посчитали, что женщина не представляет оперативного интереса, мало ли в «Савое» путан и нимфоманок. Заниматься неверными женами новых русских – удел частного сыска. Им за это крутые деньги платят.

* * *

Елена быстро оделась, в секунду собрала вещи, взяла дочурку и захлопнула за собой двери номера. Она сдала ключи горничной и вызвала лифт.

Портье у ресепшена сообщил, что есть свободное такси. Елена воспользовалась автомобилем, приказав водителю ехать в аэропорт Шереметьево.

Бежать, бежать… все равно куда. Она, не оборачиваясь, бежала по мраморному полу аэропорта к ближайшей билетной кассе.

– Разрешите помочь… – металлическим басом предложил огромный верзила с седыми висками и, не дожидаясь ответа, забрал у Елены ее чемодан. Она узнала в этом человеке главного охранника Крота. Кажется, вор в законе называл его Маркелом. Полет отменяется, все пропало…

Они сидели в баре. Маркел пригласил Родионову сюда, чтобы, как он выразился, обсудить кое-какие проблемы. Елена слушала его, думая лишь об одном: как сбежать из этой чертовой Москвы, как избавиться от преследователей.

Маркел, судя по всему, не хотел ее отпускать, у него были на то свои причины. Через десять минут разговора Елена начала смутно представлять, чего от нее хочет Маркел. Это не укладывалось в ее голове. Он буквально умолял ее, просил войти в его положение, чуть ли не падал на колени.

– Елена Александровна, только вы можете занять его место, иначе положенцы перегрызут друг друга из-за этого общака. Я для них никто. Зато вы! Они о вас наслышаны. Вы для них авторитетны, несмотря на пол, и для всех в наших кругах тоже. Они до сих пор не уверены, что это не вы устроили в Москве такое кроилово. Они вас боятся, Елена Александровна.

Только под вашей «крышей», опираясь на ваше имя, на ваш авторитет, я смогу заткнуть им рты и спасти общак. Если вы откажете – первым они кокнут меня, я для них теперь обуза, я ведь ходил в фаворитах у Крота.

– Я больше не буду заниматься криминалом, – отрезала Родионова. – Я хочу, чтобы оставили в покое меня и мою дочь.