— Эванжелина, дорогуша, — сладко улыбалась мачеха за обедом, — ты разве не знаешь, что в приличном обществе недопустимо носить такие кудряшки? Девушка должна быть аккуратно причёсанной, ты же напоминаешь давно нестриженного барашка из Рамбуи.
— Эванжелина, твой деревенский загар недопустим. Как мы с Бекки сможем представить тебя её подругам, если ты больше похожа на вульгарную деревенщину, чем на девушку из приличной семьи?
— Эванжелина, что за платье? Этот красный — такая пошлость! Недопустимо!
— Эванжелина, ты слишком громко смеешься. Это недопустимо! — и еще тысячи комментариев, вся суть которых заключалась в полном несоответствии моей скромной персоны её будущей семье и недопустимости к чему-либо в принципе.
Безусловно, родная дочь Элизабет — Ребекка, причесанная в залитый сахарной водой затянутый пучок волосок к волоску, отчего цвет её волос был практически неопределим, являла собой образец идеально воспитанной и привлекательной молодой мисс. Она улыбалась, лишь слегка поднимая уголки губ, говорила сквозь зубы и одевалась только в пастельные оттенки, как и положено незамужним девушкам. Я же со своей южной внешностью, длинными кудрями, которые невозможно было уложить ни в одну прическу, потому что из неё вылетали все шпильки и развязывались ленты, темными глазами и смуглой от природы кожей, раздражала мачеху одним своим видом. А от частоты эпитета «недопустимо» у меня начался нервный тик.
Никогда еще я не покидала отцовский дом с такой поспешностью. На следующее утро предстоял важнейший экзамен в моей жизни, но даже обновленная обстановка, ставшего необычайно уютным особняка, благодаря участию в ремонте Элизабет, и перспектива недостаточно выспаться не остановили меня от переезда. Так обрадовала меня бабушка случайно подвернувшейся по дешевке жилплощадью рядышком с вокзалом.
— Эванжелина, ты не должна обижаться, — сказал на прощание отец. — Я женюсь и ради твоего блага. Элизабет Спэлман — дочь барона. Это шанс войти в высшее общество и обзавестись связями. Нам нужно быть благодарными этой возможности.
— Лучше я буду благодарна Элизабет где-нибудь в другом месте, — буркнула я и побежала за бабушкой к вызванному заранее автомобилю, даже не поцеловав его на прощанье. Обида, безусловно, имелась. Я никак не могла понять, как отец мог променять меня и воспоминания о маме на эти две бледные копии леди?
— Да. Не лучшая спутница для моего сына, — задумчиво сказала тогда Люси. — Но он достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, и не нам с тобой, Эви, их менять, — строго закончила она, глядя на моё обиженное лицо.
Она была права, моя мудрая бабушка. Но шестнадцатилетней девчонке, оставшейся без матери, предстоящая женитьба отца казалась трагедией, а будущее уже не таким светлым. Что скоро и подтвердилось.
Несмотря на придирки, Элизабет все же сочла возможным представить меня подругам Ребекки. На чопорном чаепитии я узнала, кажется, имена всех более-менее перспективных молодых холостяков столицы. А поскольку Бекки сообщила подругам о том, что вскоре её сводной сестре предстоит учеба в Университете, меня так же снабдили более специализированной информацией, а именно перечислили фамилии вызывающих у юных мисс интерес старшекурсников, которых я, возможно, встречу и на которых мне ни в коем случае не стоит претендовать. Одним из этих потенциальных мужей был Дэвид Харрис, сын министра полиции, необыкновенно привлекательный и обеспеченный молодой человек. Также, судя по рассказам одной из девушек, высокомерный и достаточно невоспитанный, чтобы прилюдно нагрубить даме. Хотя как именно он ей нагрубил, девица говорить отказывалась. Оснований не доверять ей у меня тоже не было, а Бекки даже сбегала в спальню за фотографией Дэвида, чтобы сведения наиболее полно отложились в моей голове.
Когда следующим утром в холле университета я увидела жениха своей новоиспеченной родственницы (а Бекки серьезно считала министерского сына таковым), то твердо решила держаться от него и его компании как можно дальше. Тем более, что это было не трудно — он не обращал на меня и других претендентов на обучение никакого внимания. В жизни он оказался еще более привлекательным, чем обещала затертая фотокарточка Ребекки. Наверное, потому, что был живым. Ярко синие глаза взирали на мир с толикой насмешки, а короткие темные волосы были уложены с той самой небрежностью, добиться которой без хорошего парикмахера практически невозможно. Твердой походкой уверенного в собственной неотразимости мужчины он прошел в компании таких же представителей золотой молодежи куда-то мимо нашего коридора. Играючи завладел вниманием всех присутствующих в помещении и исчез из вида под громкие вздохи девушек и неприязненные взгляды мужчин.