Много было странного в том, как стрелок попал в их ряды, как запросто общался с ними. То, что сейчас чувствовал Себастьян, имело мало общего с окружением или событием, свидетелями которого они только что стали: это было связано с чем-то более глубоким. Ему было интересно, чувствовал ли Десерней то же самое — этот грубый мужской вызов, это слепое пренебрежение последствиями. Сейчас он видел только сильные руки Десернея, его тяжелую походку, и мощь его квадратных плеч, заставляющих его быть похожим на монолит, достойный того, чтобы попытаться его опрокинуть. Твердая как сталь, воля Себастьяна встретила наконец достойного соперника, и когда тот подошел ближе, полковник почуял в воздухе вокруг них нечто похожее на столкновение двух фронтов: один горячий, а другой — его собственный, холодный, как лед.
Француз остановился на расстоянии ярда и приветствовал Пейна улыбкой.
Пейн сказал:
— Это была отличная работа, месье, жаль, что мы пропустили начало. Вы вернетесь завтра?
— Нет, но как насчет того, чтобы выпить пива послезавтра в «Рейнбоу»? — Отметив одобрительный кивок Пейна, он собирался двинуться дальше, но передумал.
Пейн обратился к Себастьяну:
— Полковник Кул, майор Хупер, разрешите представить вам месье Жака Десернея.
Француз помедлил, поклонился, а когда он поднял голову, мельком глянул на Хупера, а затем встретился взглядом с Себастьяном. Это был пристальный взгляд откровенной оценки, который почему-то рассердил Себастьяна.
Затем улыбка озарила загорелое лицо Десернея, и он сказал:
— Полковник Кул, я встречал вашего друга однажды в ирландском полку. Макреди. Он очень умело обращался с мечом, он превозносил вас гораздо выше себя в технике. Вы по-прежнему практикуете?
— Да. Но не на публике.
Француз резко откинул голову назад, как будто Себастьян крепко схватил его за подбородок, затем засмеялся, и этот смех придал яркий блеск его сощуренным глазам. Он сделал шаг вперед, похлопал по плечу Пейна и пошел дальше.
— Прощай, дорогой друг.
Затем, когда он проходил мимо Себастьяна, бросил ему с ухмылкой:
— Когда-нибудь, при условии наличия подходящего места, кто знает…
София скакала вместе с Гарри, который сидел перед ней, на спине Шехерезады. Это было предпочтительней по сравнению с тем что надо ему помогать убирать игрушки, против чего сын всегда возражал.
В то утро они глядели из окон игровой комнаты на зеленые просторы, простирающиеся до края холма. Моря сегодня не было видно из-за густого облака тумана, спустившись на вершину холма.
Гарри стоял на подоконнике рядом с Софией.
— Доберется ли туман до Клифтона, мама?
— Только если подует юго-западный ветер. А сегодня нет никакого ветра.
Мальчик спрыгнул с подоконника и оглядел аккуратную комнату, неудовлетворенный.
— Теперь я ничего не могу найти!
Она сказала:
— Ты не поставил флаги на замок.
— Там нет солдат. — И Гарри пошел к двери.
София почувствовала острую боль, глядя на деревянный замок, который затолкали в угол комнаты. Это была самая замечательная игрушка Эндрю, которой только он обладал привилегией касаться. С прекрасно выдержанными размерами, раскрашенный, со средневековыми башенками и центральной башней, зубчатым внутренним двором, широкими пологими и винтовыми лестницами. При необходимости его можно было разобрать, чтобы сделать две враждебные крепости, над каждой из которых развевались яркие флаги. Все инженерные детали функционировали: решетку в крепостных воротах можно было поднять и опустить, крепкие ворота можно было запереть, цепи подземной тюрьмы создавали удовлетворительный грохот, и можно было нацелить бронзовые пушки в поле и запугивать часового на зубчатой стене шариками из мрамора.
Главными героями в ее дни были свинцовые солдатики, одетые с великолепной точностью в британскую и французскую форму 1790-х годов.
Эндрю и его друзья выстраивали их вдоль ковра у подножия стены, чтобы стрелять в них с высокого укрепления. Но все те солдаты и миниатюрная пушка, если сейчас и существовали, должно быть, были погребены в сундуке в Бирлингдине, и у нее не было никакого намерения говорить Гарри о них. Точно так же у него не было игрушечных пистолетов или копий, и он никогда не спрашивал о них.
Гарри иногда хотел, чтобы Митчелл рассказывал ему истории о войне времен Пиренейского полуострова, но Митчеллу было приказано этого не делать.
— Митчелл мог бы вырезать тебе каких-нибудь животных, чтобы держать их в замке, если мы его хорошенько попросим.
Гарри помедлил в дверном проеме, бросив на нее насмешливый взгляд:
— Попросим его. Если ты хочешь…
Теперь он, взгромоздившись на подушку на луке седла, прислонился к Софии, одной рукой обнимая ее за талию, в то время как Шехерезада аккуратно ступала по сочному дерну, сознавая свое маленькое дополнительное бремя.
— Мама, Шехерезада будет скаковой лошадью?
— Мы с Митчеллом еще не решили. Но думаем, что она, пожалуй, слишком чувствительна для этого. Поэтому, возможно, мы позволим ей иметь жеребят.