Их было несколько.
Гостиная.
Гнилой ковер на полу. Истлевшие гобелены на стенах. Мебель порчена, потемнела от возраста и пахла гнилью. Пожалуй, ни столик, ни изящные стулья не выдержали бы и прикосновения, не говоря уже о весе. Я потрогала длинный сундук с высокой крышкой и поспешно вытерла пальцы о халат. Ржавчина.
И короста лишайника.
Мха.
Что-то еще, осклизлое, неприятное. Патина на медных подсвечниках. Шары и те заросли толстым слоем грязи, из-за которой свет обретал странный зеленоватый оттенок.
Вторая комната — спальня.
Огромная кровать с остатками балдахина.
…умывальня с чашей ванны. На дне скопилась вода, в которой что-то копошилось мелкое и осклизлое. Уточнять, что именно, я не стала.
Библиотека?
Шкаф.
Тубы темные то ли от грязи, то ли сами по себе. Паутина… стол и мертвец, свернувшийся калачиком под ним…
…не мужчина.
Я не сразу поняла, что это — не мужчина.
Ей остригли волосы, обрядили в мужской наряд.
И приковали цепью.
Из какого металла она была, если осталась такой же новенькой, блестящей даже? Не знаю.
— Это ты?
Призрак кивнула и протянула руки к себе. Завыла беззвучно, но от этого воя у меня волосы дыбом стали.
— Как твое имя?
Она указала на кусок пергамента, который лежал на столе.
— А он не рассыплется?
Все же не хотелось мне уничтожить ненароком важный документ. Но призрак покачала головой.
…пергамент был зачарован.
Он заботился о своем наследии и не допустил бы, чтобы знания исчезли из-за такой нелепости, как сырость или огонь. Пожалуй, защитные заклятья — единственное, что у него получалось, и это злило Харвара.
В злости он был страшен.
…первое время ей казалось, что именно она, благородная Хиргрид из рода, с которым дважды роднились Императоры, сошла с ума, ведь невозможно такое, чтобы родной брат вдруг стал чудовищем.
Потом она поняла, что ошибалась.
Не стал.
Был.
Всегда.
Просто на это не обращали внимания… кошки? Кто их считает… слуги-мальчишки? Их мало меньше кошек… собаки, кони… рабы… у молодого Харвара дурной нрав, это известно многим, но ведь и кровь огненная — не водица.
Повзрослеет.
Остепенится. А он взял и не стал остепенятся, но принес в дом яд, который подсыпал отцу. Верно, в честной схватке он вряд ли одержал бы победу, а так… взять и перерезать горло за обеденным столом… и смеяться… так жутко смеяться… матушке он выколол глаза, прежде чем подарить смерть.
И сказал:
— Смотри, пока есть чем… зажмуришься, я решу, что и тебе они не нужны…
…он отдал теток и кузин чудовищам, которых назвал своими людьми, а потом, когда те наигрались, полубезумных и нагих, растерзанных и опозоренных, велел гнать за ворота.
— Что, дорогая сестричка, — сказало чудовище ей, — все изменилось, верно?
Было страшно.
— Чем мы не императорская чета? — чудовище, напившись чужой крови, добрело. — Но если ты думаешь, что этим меня удержишь…
…ему нужно было иное.
Знания.
Те знания, в которых ему самому было отказано. И разве виновата была Хиргрид, что Вдова выбрала именно ее, ничтожную? Она ведь никогда-то и набожностью не отличалась, а тут…
…высокая честь.
…храмовая школа.
…и пять лет, чтобы подняться на первую ступень.
…еще бы десять, и Хиргрид вошла бы в число сильнейших жриц, которым…
…храмы закрыли, а некоторые и разрушили. И боги, перед которыми недавно пресмыкались люди, стерпели оскорбление. Чего ждать от людей?
…первый год он держал Хиргрид в башне, не забывая, впрочем, навещать.
…он забрал сына.
…и сказал:
— Ты умерла.
А она поверила, потому что на самом деле умерла уже давно. И какая разница, где оказаться? Над землей или под землей. Потом, конечно, она поняла, что разница есть — в башне видно было солнце, но мертвые не жалуются.
Он приходил.
И приходил.
И потеряв к ней интерес, как к женщине, сохранил, как к магу.
…запретные заклинания из Книги Вдовы, куда ей позволено было заглянуть.
…и тайные семейные, подаренные матушкой и тетками.
Однажды она решила, что больше не станет работать на него и оказалась в пыточной. Всего несколько часов боли, и Хиргрид передумала. А он сказал:
— Помни, ты жива лишь пока приносишь пользу…
…в ее заключении появлялись свитки. На них стояли печати других домов, и Хиргрид не знала, что стало с этими домами. Часто свитки были подпорчены, порой огнем, порой — кровью. Всегда — изменены, ибо таков был обычай: чужак, даже украв сокровище дома, не сумеет им воспользоваться.
Если, конечно, у него нет той, которая способна вычислить ошибку.
…это длилось.
Ей показалось — вечность, а если верить календарю, созданному ею же в углу камеры, прошло едва ли три года. Потом он перестал приходить.
Иногда он исчезал.
На день.
На два… на пять… но всегда возвращался.
Не в этот раз.
Хиргрид ждала.
Она берегла еду, которую он оставлял здесь же, и воду… в воде не было недостатка, благо, текла она в ванну легко…
…а он все не шел.
И не шел.
И когда Хиргрид догрызла последнюю корку хлеба, она осознала: ее мучитель мертв. Что с ним случилось? Хиргрид не знала, она надеялась, что смерть его была долгой.
Как и ее собственная.
…голод.
Слабость.
Надежда: вдруг кто-нибудь да отыщет тайник… спустится… найдет ее…
…отчаяние.