Леди и война. Пепел моего сердца

   Он рассмеялся, едва не обрушив полог.

   И сгреб меня в охапку, сжал, так, что кости затрещали.

   - А у меня дочка будет. Точнее у нас, - поправился Урфин. Его острый подбородок упирался в макушку, и от этого было неудобно - шапка съезжала. - Весной. Или летом. Точно не знаю, но обязательно дочка. Тисса мне не верит. Она говорит, что я ничего в детях не понимаю. И наверное, права, потому что я в них действительно ничего не понимаю. Когда у Шарлотты сын родился, мне его подержать дали, представляешь? Он маленький! И сразу красный был. Оказывается, это нормально. Они все такими рождаются. Ну, красными то есть.

   Знаю. Красными. Маленькими. И до ужаса хрупкими. В первый же миг понимаешь, насколько опасен для них окружающий мир, еще секунду назад тебе самой казавшийся надежным.

   - Тисса, она... я хочу думать, что все будет хорошо. Но она же такая маленькая. Хрупкая. Она сама совсем ребенок. Мне страшно за нее. Я иногда себя проклинаю. Надо было думать. Выждать год или два. Чтобы чуть постарше...

   Наверное, он все же признал меня своей, если рассказывает про этот свой страх.

   - А она счастливая такая... просто светится вся. И совсем себя не бережет. Я ей запретил делами заниматься. Ей гулять надо. И отдыхать. Кушать нормально. Творог вот... она отказывалась творог есть!

   Ужас какой.

   - Почему? Это же полезно. И еще рыба обязательно. Ягоды тоже... клюква вот. Или там черника. Еще голубику привозили. Яблоки. А она совсем меня не слушает. Я Сердрика просил, чтобы он присмотрел за моей девочкой. Чтобы одевалась тепло. И не гуляла по морозу...

   ...он ворчит, ворочается и вздыхает, перечисляя все опасности, которые грозят безответственной беременной женщине, которая осталась без должного надзора. А я... пожалуй, завидую. И сочувствую.

   Урфин не здесь быть должен.

   Он нужен Тиссе вместе с этими наставлениями, навязчивой заботой и собственными страхами, которые день ото дня будут крепнуть. Урфин лучше меня знает, насколько опасно быть женщиной в этом мире. И он устал воевать с призраками в одиночку.

   - Я имя придумал, - он трогает серебряное кольцо на правой руке. - Шанталь. Есть такой цветок на краю мира...

   - Ты скучаешь по ним?

   Глупый вопрос. Скучает. Ничуть не меньше, чем я по Настене. Сильнее даже, потому что я знаю, что с Настей все хорошо. А ему приходится верить.

   - Очень. Но... Иза, мое место здесь. Мне пора делать то, что я должен делать, а не то, что хочется.

   По собственной воле. По выбору.

   А не потому, что уговаривает специалист по тонким воздействиям.

   - Мои девочки меня дождутся...

   Наступила тишина, и снова эта неловкая пауза, в которой роятся недобрые мысли. Война. И буря. Темнота. В ней легко потерять дорогу домой. Или погибнуть. Но разве об этом стоит говорить?

   - Настя похожа на Кайя. Рыжая от макушки до пят. И в веснушках. Упрямая, как не знаю кто...

   ...ей вчера подарили лошадку. Белого пони размером с крупную собаку. Смирного. Послушного.

   Замечательного просто.

   Настя в восторге.

   А я... я хочу быть там, с ней и растреклятым пони.

   - Все будет хорошо, - Урфин гладит по щеке и, дотянувшись, целует в лоб. - Все обязательно будет хорошо.

   Только ветер знает мое имя. А Кайя отвернулся.

   Кайя помнил свое имя.

   Имя нельзя забывать, иначе совсем ничего не останется. У него и так немного - кот, медальон и горсть круглых камней, из которых Кайя пытается построить башню. Каждый камень что-то значит, и если сложить их правильно, Кайя поймет, что с ним случилось.

   Он заблудился в нигде. И сейчас его нет, но надо вернуться.

   Он пытался.

   Остаток осени.

   И зиму.

   Приходили люди и чего-то хотели, они говорили-говорили, мешая сосредоточиться. Люди хуже красных волн, из-за которых Кайя жарко. Он пытается погасить жар, потому что тот способен расплавить камни, и тогда Кайя не сумеет вернуть себя.

   А люди да, мешают.

   ...голодные бунты...

   ...чернь... баррикады... правительство...

   Слова-мозаика, на две Кайя не хватит.

   Рыжий кот приходит посидеть, и рядом с ним начинает получаться.

   Белый камень. Галька на берегу ручья. Вода ледяная, и зубы начинает ломить, но так даже вкуснее.

   Откуда это?

   Из памяти. Там же - вороной конь с широкой спиной. Кожаное седло-нашлепка, за которое Кайя хватается обеими руками. Земля далеко и падать больно. Конь шагает, перекатываются мышцы, и седло покачивается влево и вправо. Надо удержаться и руки разжать.

   Равновесие.

   Черный камень, но это потому что в тени. Тени меняют цвета и правила, порой бывают опасны. На самом деле камень бурый, в кровяных подпалинах. Светловолосый мальчишка зажимает нос, запрокидывает голову, но кровяные дорожки ползут по подбородку, шее, груди.

   - ...я тебя ненавижу...

   Ненависть справедлива. Кайя виноват. Он сделал что-то очень плохое. Отвратительное. Он не помнит, что, но чувство стыда разъедает глаза.

   Кайя трет их, не понимая, где находится, там или здесь.

   В нигде.

   Камни сыплются из рук. Пирамида опять распадается. Надо начинать снова.