Он действительно засыпает почти мгновенно, вот только сон длиться недолго. Кайя вырывается из черноты, закусив губу, чтобы не кричать, в поту, со сбившимся дыханием.
Мне тоже страшно: не хочу снова его потерять. Не уступлю ни человеку, ни темноте, и значит, найду способ. Мы оба держимся друг за друга, маленькие взрослые люди.
- Пойдем к камину, - предлагаю шепотом, зная, что сегодня Кайя не уснет.
И он молча подымается.
Камин почти погас, и серое пятно золы расползлось по черным углям. Кайя наклоняется к самой решетке и что-то шепчет огню, подбрасывая дрова. Я же приношу вино, бокалы и вазу с белой черешней. Здесь она крупная, с маслянистым отливом и почти лишенная вкуса.
- Замерзнешь.
- С тобой - вряд ли, - я разливаю вино, в отличие от черешни терпкое, почти горькое. Кайя пробует из обоих бокалов. Мы просто сидим, смотрим на огонь, преломленный в гранях бокала.
Кайя медлит, но все же вытягивается на ковре, устраивает голову у меня на коленях. Волосы мокрые, на висках и шее - испарина. Сам хмурый, и все же сейчас ему легче, чем было.
Он сам заговаривает. Спокойно, на углях эмоций, рассказывает обо всем.
Что еще мне ответить?
Но Кайя не способен убить дядю. А простить не в состоянии.
Он ставит пустой бокал на пол и, вытянув руку, касается моего лица.
Я наклоняюсь, разглядывая собственное отражение в рыжих глазах Кайя.
Лотерейный билет с гарантированным чудом, всего-то и надо - отвернуться. Не украсть. Не убить. Отойти в сторону и не мешать. Ведь, возможно, не произойдет ничего непоправимого.
Ну да, признать измену, раскаяться и с легким сердцем умереть, оставив Кайя разгребать последствия.
Его пальцы скользят по шее, расплетают и так распавшуюся косу.
Кайя ведь думал, мучительно, весь день, и вечер, и ночь. Перебрал ведь не одну сотню вариантов, и знает тот, который будет если не идеален, то к идеалу близок.
Ему просто надо выплеснуть эмоции. И отодвинуть кошмар чуть дальше.