Леди Клементина Черчилль

И все же, несмотря на то, как туго мне приходится, я позволила Уинстону заниматься Чартвеллом со всеми его бедами, поскольку понимаю то, чего не понимает он. После титанических усилий со стороны каждого из нас Уинстон, в конце концов, ушел из власти – и хорошо – в 1929 году. Он то занимал, то терял место в парламенте начиная с 1922 года, пока, к моему ужасу, не вернулся снова в Консервативную партию в 1924 году, что дало ему несколько лет в парламенте и роль министра финансов в кабинете в критические послевоенные годы восстановления и перестройки не только нашей экономики, но и всех других. Но потом, несмотря на смену партии, его положение стало непрочным, поскольку он впал в немилость как у консерваторов, так и у избирателей отчасти из-за отказа дать статус доминиона Индии, что позволило бы им самим через нескольких лет решать свои проблемы. Лишившись власти в правительстве, Уинстон смог сосредоточиться на Чартвелле и строить там свою мечту об идеальной Англии. Теперь, вместо того чтобы разрабатывать внутреннюю политику и экономику, заниматься проблемами рабочего класса и международными отношениями, он возводит стены, создает пруды, делает домики на деревьях для детей, даже строит теннисный корт и бассейн. Мечта та же самая, только масштаб другой.

Конечно, нам теперь приходится экономить, поскольку жалованья Уинстону уже не платят. Поэтому он содержит всех нас писательством, поскольку 1929 год приносит не только потерю власти, но и обесценивание его наследства и всех наших сбережений из-за краха рынка. На самом деле, это такое облегчение не стоять у него за спиной на политических митингах и собраниях и обедах, где он превозносит достоинства Консервативной партии, которую я не поддерживаю. Единства мнения, которое мы некогда разделяли почти во всех сферах политики, больше не существует. Наше расхождение по поводу самоуправления Индии – лишь одно из многих. Остается только преданность друг другу и семье.

Но его требовательность не ушла вместе с властью, как и его вспышки гнева и склонность к излишествам. Если уж на то пошло, его потребности в комфорте, порядке и во мне теперь только усилились, когда фокус его внимания сместился с государственных дел на его писательство и Чартвелл, и я обнаруживаю, что когда его расписание выполняется в точности, он менее склонен к выходкам, а я очень не хочу, чтобы кто-то в доме от них пострадал – ни дети, ни прислуга, ни я.

В результате значительная часть моего времени и энергии тратится на удовлетворение нужд Уинстона. Я устраиваю так, чтобы его длинная ванная наполнялась два раза в день ровно в полдень и семь вечера, и температура была 98[60] градусов с подогревом до 104. Чтобы одежда после его банного ритуала была готова и разложена вместе с кремовой сорочкой для утра и белой для вечера, его газеты разглажены, собраны и сложены надлежащим образом, и шесть его зубных щеток разложены в ряд для использования строго по очереди.

Ланч подают в 13:15, а ужин ровно в 20:30, даже если Уинстон к этому моменту не появляется. Я советуюсь с кухаркой по поводу здорового английского меню, предпочитаемого Уинстоном, хотя и не люблю его, обязательно с ростбифом и йоркширским пудингом, бульоном и камбалой, шоколадными эклерами, фазаном и крабом. И я в доступе для него постоянно, позовет ли он меня как обычно днем на игру в безик[61] или обсудить политические вопросы. Все наши взлеты и падения зависят от Уинстона, и потому я подчиняюсь, невзирая на перемены в его настроении. С учетом смены его политических взглядов мне проще фокусироваться на мелочах нашей жизни, и я понимаю – какое счастье, что у меня есть слуги. Когда мои усилия идут прахом и настроение становится тяжелым, я по совету моей кузины Венеции занимаюсь садом. Сама она великолепная садовница, разводит пчел или путешествует. Я решительно настроена сохранить нашу семью и брак – даже если мы не будем процветать – и не позволю себе закончить дни как мама, которая умерла в конце 1925 года, закончив грустное, одинокое, порой нищее и пьяное существование.

В ответ Моппет кивает.

– Кажется, я видела Грейс на первом этаже с двумя садовниками и грудой зелени, Клементина.

Я благодарно пожимаю ей руку.

– Я знала, что ты знаешь!

Моппет тепло улыбается и спешит дальше. Ее приоритет – дети, в особенности маленькая подопечная Мэри, к которой она сильно привязана – и именно этого я и хочу. Равенство нашего общественного положения означает, что она может без всякой угодливости заниматься своими обязанностями. Я не могу представить жизни без нее.

– Грейс! – зову я веселую, ловкую дочку садовника, ставшую неотъемлемой частью нашего персонала с тех пор, как она приехала к нам. Она мастер на все руки, даже выполняет обязанности секретаря. Уинстон и дети зовут ее множеством прозвищ, и, к ее чести, она никогда не морщится и не жалуется. Даже когда я это делаю вместо нее. – Мы все подготовили к украшению дома?

Долговязая, длинноносая девушка в очках выходит в коридор.