Леди Клементина Черчилль

Мы вышли из дома и двинулись вдоль ряда факелов по узкой лесенке, спускавшейся по утесу к берегу. Бриз был свеж, и я сняла шляпу, позволив ветру играть моими волосами и охлаждать лоб. Огромные океанские волны разбивались о берег, и почти полная луна заливала светом округу. Это была невообразимая сцена для романтической прогулки с мужчиной, любовь с которым невозможна. Я чуть не рассмеялась от этого несоответствия, но взяла себя в руки. Мы с Теренсом оставили в прошлом этот неловкий момент и перешли к гораздо более настоящей дружбе, но я не знала, как бы он почувствовал себя при таком откровенном упоминании о его сексуальных предпочтениях.

– Хотите пройтись? – спросил он.

– С удовольствием, – на самом деле мне нестерпимо хотелось броситься в прохладные волны Тихого океана, но плавать в нижнем белье мне показалось едва ли приличным даже в присутствии Теренса. Однако нет ничего дурного в том, чтобы босиком пройтись по кромке песка и воды, потому я спросила:

– Не пройтись ли нам по краю воды?

– Вы всегда умеете сделать самое уместное предложение, – сказал он, когда мы сняли обувь.

Некоторое время мы шли в дружеском молчании, когда он спросил:

– Могу я задать личный вопрос?

Я чуть не фыркнула – мы только о личном и разговаривали. Последние пятнадцать недель я рассказывала ему о моей юности, поверяла тревоги о моих детях – о таком я обычно беседовала с Гуни или Нелли. Единственным исключением был Уинстон. Я никогда не упоминала о муже, разве что мимоходом, и Теренс никогда не спрашивал.

Я свела реакцию к тихому смешку и сказала:

– Мне кажется, почти не осталось темы, которой мы бы не коснулись.

Он улыбнулся и сказал:

– Тогда сочтем, что это было «да». Почему вы отправились в это путешествие?

– Конечно же, ловить драконов Комодо, – ответила я с невозмутимым видом, но через мгновение мы истерически хохотали, вспоминая долгое, томительное ожидание появления драконов из пещеры на запах козлиной туши, лежа в высокой кусачей траве на жарком солнце. Потом мы признались друг другу, что эти пресловутые драконы Комодо стояли на последнем месте среди всех соблазнов путешествия даже прежде, чем мы узнали, как отвратителен процесс их ловли.

– Ну правда, – подталкивал он меня таким серьезным тоном, какого я прежде не слышала от него.

Я не знала, что ответить. Я была не против обсудить мой брак с Уинстоном, но не была уверена, что хочу касаться темы требовательности Уинстона, когда мне оставалось всего несколько недель свободы от всего этого.

– В моей реальной жизни давление порой нарастает почти бесконтрольно.

– И в чем же или в ком причина этого давления?

– Часто я сама много взваливаю на себя. У меня недостижимые стандарты, как, думаю, вы уже успели догадаться.

– Стандарты, которыми я восхищаюсь, – отвечает он, но не отступает от вопроса. – Я думаю, вы понимаете, о чем я спрашиваю, Клементина.

– Вы настойчивы, Теренс, – вздыхаю я. – Здесь, с вами я обрела спокойствие и слышу мой собственный голос. Он не тонет в яростных требованиях других.

Как только я приоткрыла дверь разговора об Уинстоне, я поняла, что не смогу ее закрыть. Все мои брачные и родительские проблемы хлынули наружу.

Когда я закончила, Теренс ласково взял меня за плечи и сказал:

– Клементина, вы мудрая, красивая женщина, которая столько может дать миру. Вы можете идти своим путем, вы не обязаны оставаться на нынешней дороге. Это не кара за ваши воображаемые грехи. Вы можете быть счастливы.

Когда он жестом поддержки обнял меня, я прошептала:

– О, Теренс, я не думаю, что конец моей истории будет счастливым, если только я сама его не напишу.

Мы поднялись по крутой освещенной факелами лесенке к церемониальному дому. Наверху стояла смуглая морщинистая женщина с серой птицей на руке. Еще несколько клеток из прутьев с такими же птицами стояли у ее ног. Я подумала, что она принесла их на продажу, и что это ее стихийный магазинчик.

Теренс подошел к птице, ласково погладил ее пальцем.

– Правда, красивая? – спросил он.

Птица, на первый взгляд, была совсем не такой эффектной как многие из тропических птиц, которые нам встречались, и я не поняла, почему она так нравится Теренсу. Но когда я подошла ближе, я заметила ее яркие коралловые лапы, серебристо-серые перья, ее красную грудку и ожерелье из черно-белых перышек на горлышке.

– Да, – ответила я. – Что это за птица?

– Голубь. Знаете, на Ближнем Востоке и в Средиземноморье голубь символизирует различных богинь, например, римских Венеру и Фортуну. Но в христианстве голубь представляет Святого Духа или мир, – сказал он, и я вспомнила, что у Теренса есть и другая жизнь, в которой он известный консультант по искусству для богатых. Я порой забывала об этой жизни, как и о своей.

Прежде, чем я успела что-либо сказать, он сунул руку в карман и протянул женщине деньги. Она попыталась всучить ему одного голубя в клетке, но он покачал головой и показал на птицу у нее на руке. Она замялась, но он предложил ей еще денег, и она сдалась. Она неохотно посадила голубя в клетку, и я подумала, что это, наверное, ее личный питомец.