- Не любая, - теперь Алтана Александровна смотрела с интересом. – Только та, в которой живет солнце, древний дар неба. И я бы действительно помогла. Может, моей крови и не хватило бы, но знала я о лошадях многое. Мы бы восстановили семейное дело.
- Но она не пожелала?
- Она сказала, что я позорю ее род, что… лучше бы мне вовсе забыть о том, что я к нему принадлежала. Что она сама-то решит, как ей быть. И я отступила. Я… знала, что у нее родилась дочь не такая, как ей хотелось. И вновь написала, что готова забрать девочку на воспитание, что буду любить ее и заботиться, что сделаю все, чтобы она была счастлива.
- Вам не ответили?
- Отчего же. Мне было велено не вмешиваться в дела, которые меня не касаются. Я… продолжала наблюдать. Издали. Не из пустого любопытства, но потому как чувствовала свою ответственность. С Фимушкой мы познакомились… поздно.
- Когда она решилась уйти из дома? Вы ей помогли?
- Верно. И жалею, что не рискнула написать ей раньше. Мне показалось, что ей нужна будет помощь. И я ее предложила. Мое предложение приняли… дальше… дальше я познакомила ее с матушкой. И та пыталась учить, ибо чувствовала в Серафимушке силу, но оказалось, что силы этой недостаточно.
- Она видела лошадей, - Василиса поняла. – Видела, но… у нее не получилось их… сделать, верно? И тогда она решила, что нужно совместить два подхода. Селекцию и магию.
- Она была умной девочкой.
- А… деньги?
- Это матушкины. Она всем своим внучкам оставила, с тем, чтобы у девочек были собственные средства. На всякий случай. Она сказала, что законы белых людей не так и плохи, просто нужно уметь ими пользоваться.
- И… откуда… у нее деньги?
Алтана Александровна лукаво улыбнулась:
- У нее имелся дар. Отчего было им не воспользоваться? А далее… всегда найдутся люди, готовые платить за чудо… хорошо платить… тратила же она мало. Не привыкла к роскоши. После… ее супруг сумел удачно распорядиться капиталами, вот оно и получилось, что получилось.
- А ваша матушка…
- Умерла задолго до твоего рождения.
Жаль.
Эта женщина совершенно точно знала бы, что Василисе делать. И научила бы… и может…
- А… моя бабушка… она рано умерла… из-за дара?
- Наталья? Отнюдь. Скорее уж ей многое пришлось пережить. Во время войны и после. И я знаю, что замуж вышла она, исполняя долг перед родом. И пусть про супруга ее ничего-то плохого не слышала, но был он много старше Натальи, потому и ушел рано. Она же отдала много сил, возрождая былое могущество, меняя мир под себя, а это непросто… нет, девонька, тут не о проклятии речь, и не о даре. Дело в обыкновенном человеческом упрямстве. Мне жаль, что так вышло, но это был ее выбор.
Значит, выбор.
Война.
И жизнь потом тяжелая, о которой Василиса ничего-то не знает. Пускай… главное, что Марье не грозит уйти рано. И Настасье тоже. И это хорошо… просто замечательно.
Василиса вздохнула, а пелена, окружавшая ее, покачнулась, подалась, облепила, и показалось, что это не воздух вокруг, но незримые руки, тянутся, в надежде коснуться, украсть хоть каплю тепла.
Жизни.
- Вели им отступить.
- Я… не умею.
Шепот нарастал. Теперь тишина обернулась гулом. Так гремит река на порогах, когда тихие воды разбиваются о гранит.
- Не давай себя увлечь. Ты сильнее их, - жесткие пальцы сдавили руку, и Василиса смогла вдохнуть.
- Вася? – Марья тоже гляделась бледной. – Ты… как?
- Хреново, - ответила за нее Нюся. – И вы, княжна, не балуйте… туточки чаровать все одно не выйдет. Не любит оно того, да… чем больше магичите, тем больше силы оно сожрет.
- Все хорошо, - Василиса оперлась на дверь ближайшего денника, даже не удивившись, что и денник этот, и дверь вновь существуют. Свежее дерево было гладким.
А еще едва теплым. И тепло это успокоило.
Надо… справиться.
И она справится.
Она сумеет. И с голосами, и…
За дверью, на кипе соломы, лежали люди. Василиса узнала Акима, на лице которого одна за другой сменялись гримасы. Свернувшись калачиком тихо сопел мальчишка, только нога его слегка подергивалась. Неподвижными оставались мужчины в одинаковых серых костюмах.
- Они ведь очнутся? – спросила Василиса, отступая.
Она знала, что голоса проникают в сны.
Что место это слишком хрупкое, и оттого мир нави подбирается вплотную, что он вполне способен увлечь наивную душу, поманить мечтою, а потом…
- Не знаю. Это как маменька решит, - Нюся вздохнула. – Если б вы знали, как я от нее устала!
- Так и ушла бы.
- Куда? – Нюся прошлась по проходу, чтобы остановиться у распахнутой двери. – Да и… думаете, она бы меня отпустила? Когда папенька жив был, то еще как-то ничего, а вот помер, так совсем разум утратила. Решила с чего-то, что я дело его наследовать должна. А я не хочу!
Она раздраженно пнула сапожком дверь.
- И не собираюсь я во все это дерьмо вникать. Меня и прежняя роль вполне устраивала.
- Это ж какая? – Константин Львович вошел-таки в денник и, опустившись на корточки, прижал палец к шее ближайшего к нему человека.
- Дур находить. Таких, чтоб при деньгах, при папеньке и маменьке, чтобы бед иных не знали, чем криво сшитое платье… - Нюся закатила очи. – Да живые они, живые. Пока…
- И зачем тебе эти девушки были?