Мастерская от монастыря располагалась на окраине городка, двухэтажное небольшое здание за невысокой оградой. На первом этаже непосредственно живописные мастерские, на втором этаже кельи монахов-художников. Мирским людям вход не возбранялся, так как они тоже покупали различные живописные предметы. Мы, то есть, я, Кузя под прикрытием и Лайон с нашей казной тихо ходили между выставленными в рядок у стены на длинных столах изображениями девы Марии с младенцем Христом, святым Николаем и прочими божественными персонажами. Краски тут были в основном масляные, для керамики такие не годны. Но, собственно, готовые краски мне и не нужны, необходимы пигменты красящие — зеленый, белый, черный, золото, немного кармина. Для керамики эти пигменты разводятся не маслами, а глицерином. Насмотревшись на всю живопись — очень красиво, одухотворенно и талантливо, кстати! Узнала, что все пигменты и масла художники получают у брата — казначея, он сейчас у себя находится, и я могу пройти к нему. Брат — казначей в келье был не один, за столом, заваленном свитками пергамента, сидел ещё один мужчина, благообразного вида, в черной монашеской сутане, но с большим крестом на груди, да и ткань явно была качеством выше, чем у простой монастырской братии. Наверняка, это настоятель монастыря. Пришлось сделать самую любезную физиономию. Поздоровавшись сразу с обоими мужчинами, я обратилась с просьбой продать мне немного пигментов для моих личных нужд.
— Ультрамарин не продам, самим мало и очень дорого — привычно проговорил брат — казначей — а остальных понемногу можно. Но только без масел, у нас их тоже запас небольшой, а кораблей заморских что-то нет до сих пор, задерживаются.
Я уверила, что масла мне без надобности, так же как и ультрамарин. Перечислила, какие краски мне нужны, казначей доставал пергаментные пакетики с красками из ящика своего стола. Когда он подсчитал общую стоимость красок, я мысленно скривилась — казначей ничуть не продешевил, скорее даже накрутил изрядно поверх закупочной цены. Но краски мне были нужны, и я задавила кваканье жабы внутри. Рассчитавшись за краски, я вспомнила о чае и решила-таки преподнести настоятелю. С духовенством в это время лучше быть в хороших отношениях. Достав из своего ридикюльчика мешочек чая с донником, я преподнесла его отцу настоятелю со словами благодарности за непрерывную заботу о душах людских в деле спасения их от козней нечистого. Настоятель оживился.
— Дочь моя, так это вы и есть та самая леди, о которой мне сегодня говорили все достойные люди нашего города? Дела и заботы о пастве моей не дают мне возможности постоянно бывать в городе, вот сегодня я приехал уже после того, как все продали. Если ещё вы привезёте чай, то заезжайте вначале к нам, не забывайте о духовном!
Я поклялась быть пренепременно в следующий раз, про себя, однако, подумав, что лучше всего будет объезд десятой дорогой отца-настоятеля. Иначе я рискую превратиться в постоянного и бескорыстного спонсора обеденного стола настоятеля. Ни времена, ни разные миры не превратили нашу святую церковь в бессребреников.
После мастерской поехали на рынок, и по некоторым лавкам хотела пройтись. Шоппинг на средневековый лад. Очень хочу найти какие-нибудь карандаши или нечто подобное. Уилли любит рисовать, да и в этом возрасте все дети любят рисовать. А у нас на все поместье один — единственный огрызок карандаша, невесть как попавший в вещи Мэри. Уилли рисовал угольком, но потом приходилось его отмывать и стирать всю его одежду, так как рисунки оказывались большей частью на нем самом. О цветных карандашах я и не мечтала. Но мне повезло — в одной из лавочек я увидела несколько толстых грифелей, каким-то образом попавших внутрь толстых деревянных палочек, толщиной с мой палец. Как ребенок это будет держать? Но ничего другого не было, и я купила их. А для Юны купила куклу с тряпочным туловищем, простой керамической головой, аляповато расписанной и мочалом на голове, изображающим волосы. С моей точки зрения — жуть невероятная, но у Юны, наверняка, и такой не было. Ещё несколько недорогих подарков для домашних. А вот для Липы я увидела такой чудный гребешок! Видимо, он был детским, а для Липы в самый раз. Но для брауни нельзя же ничего нового, для них это знак того, что надо убираться. Так я и стояла, раздираемая противоречиями, пока Кузька, которому уже надоело тут торчать, тихо не прошептал.
— А ты купи гребешок, да несколько раз расчешись им сама! Он и не будет новым.
Точно! Умница Кузя! Все, с подарками покончено, идём на рынок.