— Убийц двое. Почерк разный, — поправил Моррис и кивнул ассистенту: — Покажи им всех. Они люди молодые, еще не черствые, горят профессиональным энтузиазмом, и им мало будет моего заключения. Делла, мне звонил Крюгер, объяснил ситуацию. Значит, по Джону Смиту я передам вам все материалы, а по остальным — копии моих рабочих файлов с неформальными заключениями. Это считается ознакомительными сведениями, так что с точки зрения закона все безупречно, притом что достаточно информативно… Да пошевеливайтесь вы, черт вас раздери! — рявкнул он на ассистента. — Как дохлая муха, честное слово, у меня покойники и то теплее вас…
— Прошу запись, — произнесла я протокольную фразу.
— Запись разрешаю, — отозвался Моррис. — Дать вам очки?
— Нет, спасибо, я в линзах.
— Ну как хотите, я-то по старинке…
— Прошу запись, — сказал Йоханссон.
— Вы-то чего?.. — спросил Моррис. — Вы тут вроде как на службе.
— У меня сегодня выходной, — смущенно буркнул Йоханссон.
Нам с Йеном вывезли еще пять тел. Разумеется, Йен, как и я, видел рапорты экспертов, но нормальный следователь или оперативник ни за что не откажется взглянуть на тело, место преступления или улику своими глазами. И потрогать своими руками. Ни один отчет, даже такой педантичный, какой может составить Моррис, не даст вам полного представления о том, как и что выглядит. В отчетах не хватает объема, цвета… Запаха, наконец. Тяжести мертвой руки в твоей руке. А это все важно.
Я не спешила. Ассистент Морриса, хмурый и некрасивый человек, не скрывал недовольства, показывая нам тела. Он не понимал, почему бы нам не удовлетвориться рапортами. Его рабочий день закончился пять часов назад, тут эта оркушка, и еще мы небось задержим доктора… А Моррис славился полной беспощадностью в отношениях с персоналом. Его не разжалобишь сказочками про старенькую маму, которая ждет сына домой, каждые полчаса подогревая нехитрый ужин, и не ляжет спать, покуда не дождется, а у нее больное сердце. Моррис на такое посоветует найти другую работу. Например, сиделкой при маме. А что? Старушка, которая может себе позволить жить на Танире, притом что ее единственный сын работает ассистентом в морге, — это очень небедная старушка…
Разумеется, я поняла, что имел в виду Моррис, говоря о разных убийцах. Первая и третья жертвы были на счету опытного костолома, я бы предположила, что с армейским — и, вероятнее всего, диверсионным — прошлым. Шею им свернули чисто, одним отточенным движением. А вот второму и четвертому не повезло. На восковой коже виднелись следы неудачных захватов, а на запястьях сохранились следы веревок.
Вот и мой эльф. В морге ему снова открыли глаза. Я наклонилась над личиком мертвого малыша, внимательно вгляделась. Потом просунула руку под затылок и нащупала огромную шишку. Понятно.
— Делла, а вы ведь не помирились с мужем вчера? — внезапно спросил Моррис.
— Напоминает вопрос «перестали ли вы пить коньяк по утрам?» — парировала я.
Он посмеялся.
— Да, да, — сказал доктор, — вы, как и многие разумные женщины, нашли компромисс между сексуальностью и опасностью случайных связей. Ваш выход — это бывший муж в качестве нерегулярного любовника. Что ж, весьма прагматично. И свобода при вас, и совершенно безвредно. Главное — требования нравственности почти что соблюдены.
Я перевела линзы в режим увеличения и исследовала сначала левое запястье эльфа, потом — мочки ушей. Так-так. Совсем интересно.
— Никогда об этом не задумывалась, — ответила я без смущения. — Просто Макс — очень привлекательный мужчина. Не могу же я, в самом деле, выбрать кого попало только потому, что он не мой бывший!
— Тоже правильно. Но жить с ним вы не планируете.
Я промолчала. Моррис невероятно умен, но если хочешь что-то узнать у него — смирись и играй по его правилам. Доктор очень любит изучать чужую личную жизнь.
— Будь я женщиной, возможно, поступил бы подобно вам, — неожиданно изрек Моррис. — Князь — прекрасный человек, но безумный. С такими возможны только три сценария: ваш, разделить его безумие или стать его жертвой. Разделить безумие вы, сколько понимаю, уже пытались — будучи в браке. Жертва — это не ваша роль. Вы не из тех женщин, которые положат жизнь на алтарь ради счастья пусть даже самого любимого человека.
— Всегда была уверена, что мазохизм приятен только в гомеопатических дозах, — сказала я. — Это не любовь, когда жертвуешь собой. Интересно, если сама себя отвергаешь ради кого-то, как этому человеку тебя любить? Что ему любить? То, что ты отвергла ради него? Вот и вывод, что любить ему предлагается самого себя. А Макс рано или поздно найдет такое приключение на свою задницу, из которого уже не выберется. Если я не могу помешать — а я не могу, — то в моей власти хотя бы не видеть этого.
— И часто вам после развода приходилось вытаскивать его из таких приключений?
Я медленно повернула голову и посмотрела на ассистента. Моррис стоял спиной, но я не сомневалась, что он все замечает. Зря, что ли, у него на стене зеркало висит.